Гильермо дель Торо - Штамм. Начало

Глори стояла на чердаке, тяжело дыша. Она держала мачете обеими руками. Герман, разрубленный на куски, лежал на липкой розовой теплоизоляции, весь чердак забрызгало что-то белое. Белое?! Глори трясло, к горлу подкатила тошнота. Она оглядела содеянное.

Дважды лезвие попадало в деревянный брус, и у Глори создавалось ощущение, будто Герман пытается вырвать у нее мачете. Она яростно выдергивала его из дерева и вновь принималась рубить.

Глори отступила на шаг. Она не могла поверить, что все это – ее работа.

Отрубленная голова Германа закатилась меж двух брусьев и лежала лицом вниз. Кусочек розовой теплоизоляции прилип к щеке, как сахарная вата. Несколько ударов пришлись в ребра, она отрубила ему одну ногу, промежность сочилась белым.

Белым…

Глори почувствовала, как что-то капает ей на шлепанец. Она увидела кровь, красную кровь, и поняла, что зацепила мачете себя, левую руку, хотя и не чувствовала боли. Она подняла руку к лицу, чтобы осмотреть рану, разбрасывая красные капли по фанере.

И здесь белое?

Нет, она увидела что-то темное, маленькое, извивающееся. Глаза у нее слезились, она моргала, ее все еще не отпускала ярость. Она не могла доверять своим глазам.

Глори почувствовала, как зачесалась лодыжка над окровавленным шлепанцем. Потом зачесалось выше, выше, она потерла по бедру тупой стороной мачете, покрытого белой липкой жидкостью.

Зачесалась другая нога. И… тут же… где-то на талии. Она поняла, что у нее истерика, ей кажется, будто по телу ползают насекомые. Она отступила еще на шаг и едва не свалилась с дорожки, выложенной листами фанеры.

Более всего нервировали неприятные ощущения в промежности, потом они сместились к анусу. Инстинктивно Глори сжала ягодицы, словно боясь, что обделается. Сфинктер сузился, и она надолго застыла в таком положении, как парализованная, пока неприятные ощущения не начали уходить. Она разжала ягодицы, расслабилась. Поняла, что необходимо спуститься в ванную, принять душ. Но тут же ей показалось, будто что-то ползает под блузкой. И царапину на левой руке вдруг стало жечь, как огнем.

Боль, пронзившая кишки, заставила согнуться вдвое. Пальцы разжались, мачете упал на фанеру, крик душевной боли сорвался с губ Глори. Она чувствовала, как что-то ползет у нее под кожей, и, пока рот оставался открытым, еще один капиллярный червь переместился с шеи на челюсть и, миновав губу, нырнул в рот, чтобы пробраться в горло.

Фрибург, Нью-Йорк

Ночь быстро приближалась. Эф мчал на восток по автостраде Кросс-айленд в округ Нассау.

– Так вы говорите, что пассажиры из городских моргов, те, которых ищет весь город… просто разошлись по домам?

Старый профессор сидел на заднем сиденье, шляпа лежала на коленях.

– Кровь хочет крови, – ответил он. – Обращенные, эти выходцы с того света, прежде всего отыскивают родственников и друзей, которые еще не инфицированы. Они возвращаются ночью к тем, с кем связаны эмоционально. К своим близким. Полагаю, это домашний инстинкт. Тот самый, что направляет собак, которые пробегают сотни километров, чтобы вернуться к хозяевам. Когда разум отказывает, животные инстинкты выходят на первый план. Этими существами движут самые примитивные желания. Есть. Прятаться. Гнездиться.

– Возвращаться к людям, которые скорбят о них. – Нора, ехавшая на переднем сиденье рядом с Эфом, покачала головой. – Чтобы напасть и заразить?

Гудвезер в молчании свернул с автострады. Эта история с вампирами была для него все равно что несъедобная еда: разум отказывался ее принимать. Он жевал и жевал, но никак не мог проглотить.

Когда Сетракян попросил его взять список пассажиров рейса 753, Эф сразу подумал о девочке, Эмме Гилбартон. Он видел ее еще в самолете. Она сидела рядом с матерью, держа ее за руку. Лучшей возможности проверить версию Сетракяна быть не могло. Уж если двенадцатилетняя девочка смогла дойти из морга в Куинсе до своего дома во Фрибурге…

Но теперь, остановившись у нужного здания, красивого особняка на широкой улице (и особняки стояли на хорошем расстоянии друг от друга), Эф осознал, что они поступают неправильно, что через несколько минут разбудят мужчину, который внезапно остался без семьи, потеряв жену и единственного ребенка.

Эф по себе знал, каково это.

Сетракян вышел из «эксплорера», надел шляпу. В руке он нес длинную трость, на которую никогда не опирался при ходьбе. В этот вечерний час улица затихла. В некоторых домах светились окна, но люди не прогуливались по тротуарам, мимо не проезжали автомобили. Дом Гилбартонов смотрел на них темными окнами. Сетракян вручил Эфу и Норе фонари с синими лампочками – похожие на лампы черного света, которыми они пользовались, но более тяжелые.

Они подошли к двери, и Сетракян нажал кнопку звонка набалдашником трости. Никто не ответил, и старик попытался повернуть ручку двери, не прикасаясь к ней голыми пальцами. Не оставляя отпечатков.

Эф понял, что для старика такое не впервой.

Парадную дверь, похоже, заперли на все замки.

– Пойдемте.

Профессор первым спустился с крыльца и двинулся вокруг дома. Они попали на просторный двор, за которым начинался лес. В свете поднявшейся молодой луны их тени скользили по подстриженной траве.

Сетракян остановился, указал на навес, под которым виднелась широко раскрытая дверь в подвал.

Старик повернул к навесу. Эф и Нора последовали за ним. Каменные ступени уходили в темноту. Сетракян оглядел высокие деревья, окружавшие двор.

– Мы не можем просто взять и войти в чужой дом, – запротестовал Эф.

– После заката солнца это крайне неосмотрительно, – согласился Сетракян, – но ждать нет никакой возможности.

– Нет, я про нарушение частной собственности, – гнул свое Гудвезер. – Сначала нужно позвонить в полицию.

Сетракян взял у Эфа фонарь, сурово посмотрел на него:

– То, что мы должны здесь сделать… они не поймут.

Он включил фонарь – зажглись две синие лампы. Черный свет мало чем отличался от того, что излучали «волшебные палочки», которыми пользовались Эф и Нора, разве только был ярче и выделял больше тепла: в фонарях Сетракяна стояли более мощные батарейки.

– Черный свет? – уточнил Эф.

– Черный свет – всего лишь длинноволновое ультрафиолетовое излучение, или ДУИ. Он совершенно безвреден. Ультрафиолет среднего диапазона вызывает ожог кожи и может привести к раку. Вот это, – он направлял фонарь в сторону от них, – коротковолновый ультрафиолет. Убивает микроорганизмы, используется для стерилизации. Разрушает связи ДНК. Прямые лучи очень вредны для человеческой кожи. Но против вампиров – это смертоносное оружие.

Старик зашагал по ступеням с фонарем в одной руке и тростью в другой. Освещенности ультрафиолетовый диапазон практически не прибавляет, так что свет фонаря только нагонял мрака. На каменных стенах, меж которых они спускались, белым светился мох.