Виктор Точинов - Царь Живых

Футляром, контейнером, сейфом для Меча служила Книга Гедеона. Но – несъемным футляром. Семь печатей запечатывали Книгу – и никто на земле не мог открыть ее. Никто на земле, и под землей, и на небе, и под небом – не мог… Снаружи, сверху – голоса. Крик Сидельникова – в катакомбы под Гедоньем доморощенный доктор Джонс не полез. Печати жгли руку небесным огнем, Адель застонала от боли.

Взяв Книгу, она пошла назад. И вверх.

Адель застонала.

Меч глубоко увяз в камне алтаря – по самое перекрестье. Рядом с Царем Живых.

Страж не может промахнуться, и никто не может остановить руку его. Никто, кроме Стража. Правая рука Ивана до сих пор сжимала запястье левой…

Он медленно, по одному, разогнул скрюченные пальцы. Поработал кистью, восстанавливая кровообращение.

За Вратами – торжествующий рев.

Царь Живых, сын Царя Мертвых, не открыл глаза. Лежал с мертвенно-спящим лицом. И был похож на самого обыкновенного четырехлетнего мальчика.

Мальчика Андрюшу.

Все изменилось.

Все не так стало вокруг.

Зеленая трава почернела и съежилась. Вокруг – кольцом, стеной встали кусты с багровыми листьями. Небо покраснело, и, кроме солнца, появилась на нем луна. Луна была как кровь.

Вокруг воронки и Врат плескалось море – стеклянное море, смешанное с огнем. Волны нависли, готовые поглотить. Врата ходили ходуном.

– Убей его, – мертвым голосом сказала Адель. – Убей, ибо сейчас станет поздно. Если хочешь, Страж, – убей первым ударом меня, а вторым – Царя. Я согласна заплатить такую цену.

Она не лгала.

– Я прошу: оставь меня одного, – сказал Иван. – Ненадолго. Я должен все решить сам. Адель исчезла.

Ничего решить он не успел.

Ветви кустов не трещали, листья не шуршали. Кусты даже не раздвигались беззвучно. Человек прошел сквозь них. Или наоборот – ветви и листья прошли сквозь приближающегося к Ивану человека.

Был он высок и статен, и одежды его сверкали. Умиротворенное лицо его… Лицо его вызывало желание преклонить колени – не больше и не меньше.

Иван остался стоять.

– Трудный выбор? – спросил человек, не тратя время на приветствия. – Но никто его за тебя не сделает, Страж. Очень тяжело порой выбирать… Мой совет – выбирай всегда меньшее Зло…

Голос человека был благозвучным. И, как и лицо, – умиротворенным. Но – ни лжи, ни истины в его словах не было. Дар молчал.

А не пошел бы ты со своими советами… обратно в кусты. Иван подумал это про себя, не решаясь произнести вслух. Но человек, очевидно, владел даром телепатии.

– Я уйду. Но выбор останется. Надеюсь – ты не ошибешься. Не хочется терять этот мир, слишком много вложил я в него…

И он исчез. Растаял в кустах.

От торжествующего и яростного воя за воротами у Ивана заложило уши. А не взять ли меч и не прогуляться туда? – подумал Иван. Так ли страшны эти Звери, как все о них толкуют?

Особого энтузиазма идея не вызывала.

И воплотить ее он не успел.

Адель была послана в этот мир побеждать. Она не признавала поражений.

Даже окончательного – смерти – не признавала. Только Победа! Она была Воином.

Адель ринулась в атаку. В последнюю атаку – дабы использовать последний шанс. Живым из такой атаки не вернулся бы никто… И хотела она одного – пасть, победив.

Адель-Лучница была Воином.

Его левая рука потянулась к мечу. Потянулась уверенным движением. Иван закусил губу – до боли, до крови – и остановил руку. Это было не его движение. Чужое присутствие ощутил он в своем разуме. И через секунду понял – чье.

Адель!

Адель была внутри него…

В эту секунду их мысли были общими, и не нужен был дар, дабы понять все.

И ему показалось, что он понял все.

Она любила его. Она хотела умереть с ним рядом в Последней Битве. Она никогда и ни в чем ему не лгала.

Просто Адель не называла некоторых имен…

И имени Пославшего ее…

А лгала – чужими устами. Думая, что лжет во благо…

Уходи!!!!!

Он вышвырнул ее из себя стремительно и безжалостно. Показалось, что слышится ее исчезающий вскрик: “Я люблю тебя, Стра-а-а-а…”

И еще показалось – что она умирает.

В небе, в белом летнем небе над старой раскольничьей деревушкой Гедонье зажглась звезда. Яркая, режущая глаз. Это была злая звезда.

Кулом. Сейчас.

Все повторяется. Корабль мертвых несется вниз по реке. Призрак стоит у штурвала. Призраки в каюте – четыре Призрака.

Призрак-Адель здесь.

Теперь – здесь.

На столе Книга. Книга Гедеона. Она полупрозрачна, как и всё тут. Призраки спорят над Книгой – трое. Им не дано видеть – что внутри.

Оружие Стража.

Призрачный Страж стоит у штурвала.

Он не ведает – что он Страж. Что его оружие рядом. Лопнула связь времен – отцы пали слишком рано. Воинов некому было учить. Но Страж что-то чувствует. Неясное, но грозное – потому что он Страж.

Призрак-Адель ликует. Призраки иногда ликуют – и их ликование страшит. Час близок. Оружие найдено. Есть Страж, забывший себя. И другой, тоже забывший,, – его младший брат. Кровь прольется, и все сбудется. Грянет Битва, и Он явится в силе и славе своей, и она будет скакать у стремени его: Адель-Победительница, лучница на белом коне.

Она ошиблась в Страже.

Даже забывший все – он Страж. Призрак-Саня оставляет штурвал, ставит рычаг на фиксатор и требует Книгу. Книгу Гедеона. Книгу Стражей.

“Мария Целеста”. Пять лет назад.

Саня Сорин сам не очень понимал, что делает.

Память Сани – память не ума, память предков, память крови – дотянулась, пробилась в сознание вереницей неясных образов, но он воспринимал их смутно. Знал только – происходит то, чего не должно происходить.

У Меча Господня тоже была память – примитивная, рудиментарная память металла. Оружие помнило немногое – чьи глаза должны видеть его. И чьи руки – взять… И крохотный серебряный кинжал – пронзающий небо и землю Меч из пламени – рвался к руке Стража. Спящего Стража – пробужденного внезапным звуком трубы. Тянущегося к своему оружию – и не знающего, как пользоваться им…

Саня Сорин поставил рычаг на фиксатор. Зашел в каюту, И потребовал Книгу Гедеона.

Адель не могла отказать. Не могла. Когда Страж требует свое, ему не отказывают. И Адель швырнула Книгу в лицо Саньке – на! ешь! этот хлеб тебе не по зубам, слепой Страж! Она была в ярости, так не должно быть, он слеп, он что-то чувствует, но ничего не знает, и ему все равно не снять печатей с Книги…

И в ярости она была прекрасна.

Но она ошиблась в Саньке. Снова она ошиблась в Страже. Воины бьются до конца: даже слепые, даже забывшие все, даже мертвые.

Санька не стал снимать печати. Он, сжигая руки, просто разорвал Книгу. Пополам.