Виталий Вавикин - Вендари. Книга вторая

– Пусти меня! – закричала Клео своему сыну.

Ее крик был диким, безумным, отчаянным. Но это кричала не мать. Нет. Это кричали тени, пробравшиеся в ее сознание. В сознание простого человека, который не мог противиться их воле, несмотря на всю ту кровь древнего, которую она выпила за последние десятилетия, несмотря на то, что считала себя почти такой же, как ее муж, как ее дети. Все это ничего не значило. Она была слабой, уязвимой. Была такой же, как в тот день, когда впервые познакомилась с Эндрю Мэтоксом. И ничто не сможет это исправить.

Отчаяние было таким сильным, что Клео захотелось выбежать на улицу и позволить теням, этим детям ночи, закончить все прямо сейчас. К тому же она уже видела когда-то давно, как это происходит. Видела в полицейском участке, где работала.

Тени пришли за свидетелем. Был поздний вечер. Свет выключился, и тени проникли в комнату для допросов. В хаосе и безумии был слышен лишь крик свидетеля. Потом, когда дверь удалось открыть, Клео увидела остатки человеческой плоти, которые буквально растворяются в кишащей, ожившей мгле. Свидетель, мужчина – Клео уже не помнила его имени – тянул к ним свои руки, надеясь на спасение. Но спасения не было. Тьма не собиралась его отпускать, а когда детектив Джейсон Оливер попытался спасти свидетеля, тени вцепились и в его плоть. Черные лохмотья ожившей ночи. Клео видела, как они цепляются к руке детектива Оливера, пожирают его плоть. Видела, как обнажаются белые кости. Всего лишь крохотные клочки мрака, ломтики смерти. Свет прогнал их, оставив уродливые раны. Детектив Оливер стоял, прижавшись спиной к стене, зажимая здоровой рукой искалеченную кисть. А в комнате для допросов от свидетеля осталась лишь густая, зловонная лужа…

Таким было первое знакомство Клео с миром, который лежал где-то за границами ее понимания. Но мир этот проник в нее. И было уже не важно, хочет она или нет – тьма звала ее, заставляла исследовать, открывать все новые и новые двери…

– Ты должен что-то сделать, – сказала Клео Мэтоксу. Сказала сейчас, в настоящем.

– С нашей дочерью все будет в порядке, – заверил он ее.

– В порядке? – вспылила Клео. – В порядке? – Она пыталась подобрать нужные слова, но не могла.

– Ясмин сейчас с Максом. Я вижу их мысли. Чувствую их. С ними все будет в порядке. Он позаботится о ней.

– Видишь их мысли?

На лице Клео появилось презрение. Не к мужу, нет. Она не могла презирать его способности, ведь такие же способности были у ее детей. Но не могла она презирать и себя за то, что этих способностей не было у нее. Поэтому Клео презирала что-то общее, что-то извне. Сейчас это была уродливая тварь, которая пришла в их город и принесла смерть. Раньше это были соседи, случайные знакомые, мужчины, которыми, возможно, она могла бы увлечься, если бы в ее крови не было вируса, женщины, которые увлекались этими мужчинами…

Особенно женщины. Они выбирали себе мужчин, делали то, чего не могла она. Эндрю Мэтокс не оставил ей выбора, когда заразил вирусом двадцать четвертой хромосомы. И кто бы что ни говорил, ему тогда было плевать, что станет с ней. Он не знал, что ее организм адаптируется. Он просто хотел отомстить за свою возлюбленную по имени Крина, за древнюю слугу, научившую его пить кровь древних. Пить кровь ее хозяина Вайореля, которого Мэтокс предаст позже, чтобы спасти ее, Клео. Спасти после того, как отведет в бар для слуг, где убийцы Крины превратят тело Клео в сплошную карту боли, а она будет просить еще и еще, потому что Мэтокс внушил ей это.

Сейчас она и сама не могла с уверенностью сказать, помнит ли ту ночь. Осталось лишь что-то мистическое. Боль и желание. Желание и боль. Он отыскал в ее воспоминаниях все самое темное, самое мрачное, и вытащил наружу. Он – ее муж, отец ее детей. Даже их первая близость была чем-то нереальным, противоестественным. Он взял ее в образе юношеской извращенной фантазии, в которой она никому не признавалась. Взял для того, чтобы подчинить ее, заставить служить своей безумной мести. И после, когда Эмилиан помог им пленить Гэврила…

Нет, Клео не могла видеть в Мэтоксе обыкновенного мужчину. Возможно, его любовница Крина могла, но не Клео. Для нее он всегда оставался воплощением зла. Она боялась его. Особенно вначале. Хотела сбежать. Встретила мужчину в порту. Он обещал, что заберет ее, поможет скрыться. Но их близость превратила его в уродца. Вирус, которым Мэтокс заразил Клео, превратил ее случайного любовника в уродца. Тогда Клео не знала, любила ли она того мужчину, не знала, любила она вообще хоть когда-то, но вот в ненависти своей она не сомневалась.

– Сложно жить в мире, который не знает того, что знаешь ты, верно? – спросил Мэтокс, когда она пыталась закатить ему скандал. – Но у тебя будет время, чтобы привыкнуть. У нас будет время. – Он говорил так, словно и не было у Клео интрижки в порту, не было человека, который превратился из-за нее в уродца и отправился в резервацию. – Мы другие, Клео. Пойми.

Потом они спустились в подвал и пили кровь Гэврила, которая помогала забыться лучше любого вина. Кровь и секс.

– Почему ты не отпустишь меня? – шептала Клео.

– Почему ты не признаешь, что не хочешь уходить? – спрашивал Мэтокс.

Он был хорошим любовником, словно сама природа создала его для этого. С ним не нужна была любовь. Достаточно тела, которое жаждет ласки, наслаждения. А в совокупности с кровью Гэврила это становилось идеальным коктейлем. Даже после того, как появились дети, и Клео всерьез стала задумываться о кольпоперинеорафии. Даже после того, как появилась Фэй.

Девушка была особенной, такой же, как Мэтокс. Их тянуло друг к другу. И Клео знала, сколько бы детей она ни родила Мэтоксу, это все равно не сделает ее особенной, не сделает ее в глазах Мэтокса такой, как Фэй… Правда, потом Фэй всегда уезжала. Оставались дети, Мэтокс, кровь Гэврила. Но дети росли, и Клео понимала, что они будут такими же, как Мэтокс и Фэй. Такими же, как все те особенные люди, которых привозит Фэй в их дом. Открытые книги, единый сплав.

Они читали мысли друг друга, изучали воспоминания. Невозможно что-то утаить, скрыть. Тысячи ненужных слов, которые тратятся на разговоры, проносятся за одно мгновение перед глазами, словно принадлежат не человеку напротив, а тебе самому… И Фэй… Нет, Клео никогда не злилась на нее за связь с Мэтоксом. Она скорее злилась на себя за то, что не может стать такой, как Фэй. Все остальное можно скрыть. Скрыть от себя – от таких как Мэтокс скрывать что-либо было невозможно, потому что они всегда могли прочитать ее мысли, увидеть все, о чем она думает, каждый секрет, каждую тайну…

– Нет, не могу просто так сидеть и ждать, пока Ясмин там, на улице, – сказала Клео, налила себе выпить, но кровь Гэврила давно уже не позволяла пьянеть. А так хотелось забыться, расслабиться. Особенно сейчас, когда тени сжимали большой, холодный дом, где прожито так много.