Пол Хьюсон - Сувенир

— Я не слышала, как ты пришел. — В голосе Энджелы звучала некая суетливость.

Он заметил, что левую руку Энджела завела за спину, пытаясь что-то спрятать.

— Что это у тебя?

— Это? — Она нехотя показала спрятанный предмет. Старая миска Перышка с выжженным по глазури «КОТ».

Зачем она пыталась спрятать от меня кошачью миску?

— Нашла в подвале. — Энджела залилась жгучим румянцем.

Явная ложь.

Шон взглянул на миску, потом на кастрюлю с теплым молоком, потом снова на миску.

Миска с теплым молоком?

Он медленно поднял глаза и всмотрелся в лицо жены.

И на сей раз встретил пристальный, бесстрашный, дерзкий взгляд холодных голубых глаз.

Дерзкий?

Она кормит какое-то животное. Может быть, другого кота. Приблудного. Но для чего такая таинственность?

И тут к нему отголоском прошлого вернулось воспоминание о прогулке в бостонском городском саду холодным ноябрьским утром.

«Кормить теплым молоком из мисочки».

Голос Маккея.

Все встало на свои места.

С плеч Шона мертвым грузом, каким они и были в действительности, свалились вся ложь, все попытки обойти факты, все разумные выкладки нескольких последних недель.

Молчание Энджелы. Ее отстраненность. Ее скрытность.

Она отдала свою преданность другому. Заключила новый союз.

Не можешь победить врага — стань на его сторону. Старый как мир принцип.

— Где он? — тихо проговорил Шон.

— Кто? — Энджела казалась удивленной и растерянной, большие голубые глаза смотрели невинно.

— Ты знаешь, о ком я.

Она покачала головой.

— Нет, не знаю.

— Энджела, где он? — с нажимом повторил Шон свой вопрос и покраснел.

— Шон, послушай. — Теперь Энджела защищалась. Она знала, что блефовать бесполезно.

— Нет. В моем доме этого не будет. — Он резким движением протянул руку. — Дай сюда.

— Шон, прошу тебя.

— Дай сюда, я сказал.

— Шон, это единственный способ…

— Я сказал, отдай мне блюдце!

Бледная Энджела не повиновалась. Блестя глазами, молча, она бочком отодвинулась от Шона, и между ними оказался кухонный стол. Шон двинулся в обход, подкрадываясь к ней, как к кошке.

Проворным движением он схватил было ее за руку, но Энджела вырвалась, увернулась и снова очутилась по другую сторону стола.

Он хватил ладонью по столу и гаркнул:

— Я найду его! Найду, даже если придется разобрать по кирпичу весь этот дом, будь он неладен!

Он широким шагом переходил от шкафа к шкафу, вываливая на пол содержимое ящиков, распахивая дверцы. Раскрыв настежь холодильник, он принялся выгребать его содержимое: сметану, яйца, овощи, фрукты. Энджела неотступно наблюдала за ним.

Подталкивая, Шон потащил ее по комнатам и везде повторял ту же процедуру со шкафами, ящиками, буфетами, ни на секунду не спуская с нее глаз, чтобы она не попыталась спрятать это, когда он повернется к ней спиной.

Спальня, кабинет, гостиная и кухня; Шон пронесся по ним, как смерч, и разгромил, устроив полный кавардак, раскидав повсюду одежду, книги, бумаги.

Наконец, нетронутым остался лишь подвал. Тяжело дыша от затраченных усилий, Шон втолкнул оступившуюся Энджелу на лестницу и внимательно огляделся, гадая, откуда начать.

Шкафы, мстительно подумал он.

Во все стороны полетели выхваченные с полок жестянки с гвоздями, лампочки, старое электрооборудование, латунные дверные петли, дверные ручки, шнуры для занавесок и выключатели.

Ничего! Шон громко и красочно выругался.

Энджела стояла, прижавшись спиной к стене, и следила за ним посветлевшими от ужаса глазами, желая понять, что он будет делать дальше.

— А может, он на чердаке, — прошептал Шон.

И поймал взгляд Энджелы, невольно выдавший ее.

Кладовка! Кладовка за водонагревателем.

Одним махом Шон очутился у фанерной двери и задергал упрямую латунную задвижку вверх-вниз.

Тогда Энджела прыгнула на него, ухватила за руку, но он с проклятиями оттолкнул ее. Она опять кинулась на него. Шон опять отшвырнул ее, на этот раз сильнее, и она, негромко вскрикнув, отлетела к дальней стене, упала и осталась лежать там, баюкая запястье.

Задвижка отлетела. Дверь распахнулась.

Зловоние и открывшееся взору Шона зрелище ударили его, словно одетый в броню кулак.

Он ожидал увидеть одну голову.

Вместо этого он увидел четыре.

Они стояли на старом кофейном столике, который Шон смастерил из двери в бытность свою студентом-юристом. Ближайшая выглядела точь-в-точь как муляж из тех, что продают в специальных лавках, торгующих товарами для розыгрышей. Вылезшие из орбит глаза ссохлись и стали молочно-белыми; изо рта вываливался серый ком распухшего языка; вытравленные парикмахером соломенно-желтые волосы от черной свернувшейся крови слиплись в плотную массу; кожа напоминала гниющую капусту — вязкая, желто-коричневая с синюшным оттенком масса. Лишь вставные фарфоровые зубы сохранили свой первоначальный чистый цвет.

Мгновенно парализованный потрясением Шон сделал шаг назад. Справа от головы миссис Салливэн стояла другая, в которой он узнал теперь голову Холлэндера, слева — голова незнакомого ему человека, возможно, маленького светловолосого мальчика. Перед головами были навалены разлагающиеся человеческие руки, две мужских, три женских. На некоторых сохранились украшения: кольца, браслеты, часы. Шон узнал кольцо с гранатом, принадлежавшее Фионе. Рядом кучкой лежали вповалку какие-то некрупные оскаленные существа. Несомненно, там была и голова Перышка.

А среди всего этого ужаса, среди всех своих игрушек и трофеев, лежал сам камень.

Шона затрясло.

Но не от страха. От ярости.

Его поглотил вздыбившийся вал убийственной ярости, вобравший в себя более мелкие волны потрясения и ужаса.

Шон заклинил камень над приборным щитком и, чтобы обездвижить, направил на него луч фонарика.

Энджела шумно протестовала за поднятыми окнами машины, рвалась в запертые дверцы, пронзительно выкрикивала его имя, умоляла, истошно кричала, чтобы он остановился. Ничего этого Шон не слышал. Теперь он жил лишь в своем собственном мире, в мире мести, где был неизвестен страх и не нужны мольбы. Вместо этого он слушал Маккея.

«Могущество Патрика. Освященная земля. Патрик», шептал у него в голове голос старика.

Шон мог придумать только одно место.

Оставив Энджелу стоять во дворе, он рванул машину с места так, что взвизгнула горящая резина, и уехал.

Всю дорогу камень беззвучно выл.

Шон подъехал так близко к статуе, как только сумел.

Оставив пойманный в луч света камень на земле, он принялся копать яму. Батарейки начинали садиться. Но еще оставляли достаточно времени на то, что Шон должен был сделать.