Черная изба - Анна Лунёва
«А ведь Надя так и говорила», – пронеслось у Кати в голове.
– Конечно, Зарину можно понять, – продолжала старушка, кивая, словно соглашалась сама с собой. – Сергей у нее алкаш, из бывших спортсменов. Руки у него из задницы растут, ты уж прости меня, Катюш. У них в доме ремонта отродясь не было: как дали им десять лет назад жилье, так оно только ветшало. Ни крышу переложить, ни туалет обустроить. Зарина, поди, думала, если промолчит, то дело-то и выгорит, а тут ей община и денег подкинет в благодарность. Можно будет и домишко подшаманить, и одежды какой-никакой прикупить, а то все благотворительность у них, все от добрых людей… Не выгорело дело-то, Катюш. У Леночки случился этот, как его…
– Дебют шизофрении, – подсказала Светлана Геннадьевна, все это время молчавшая. Катя вздрогнула. Лицо Крысы было непроницаемым: она откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза.
– Точно, – согласилась Наталья Степановна, и Катя снова повернулась к ней. – Родители парня как узнали об этом, так сразу передумали насчет свадьбы. Да и парень уже перехотел. Успели они с обрядом формально, а потом он ее полночи пытался в себя привести. Как сам не поседел – непонятно. Но Леночка, как опомнилась, разозлилась на него страшно. Дескать, бросил, не захотел с ней быть в болезни. А кто бы захотел, Катюш? Допустим, будет она всю жизнь таблетки пить. Ладно. Но как с ней детей-то рожать, если дети такие же больные пойдут?
Катя вздохнула.
– Вот от злости и наговорила тебе про мужика в перьях. Тьфу, пропасть! – сплюнула старушка. Маруся тихо захихикала. – А может, ей и правда какой-то мужик мерещился, там уж не разобрать. Доктор приезжал, прописал ей сильные таблетки, вроде выздоравливать начала – и тут здравствуйте, чуть руки на себя не наложила! Это же ты, Катюша, ее нашла?
Катя, краснея, кивнула. Невелик был подвиг найти Леночку и позвонить Вике.
– Ты молодец, Катерина. – Наталья Степановна выпрямилась в кресле. – Спасла девку. Ее мать тебе очень благодарна! Она наверняка зайдет тебе это лично сказать. Ты очень хорошая девушка. Сильная, смелая! Как раз такая, как нам нужна.
Катя тоже выпрямилась и настороженно уставилась на нее.
– Я понимаю, Катюш, ты не из нашей общины и наши проблемы тебя не волнуют. – Голос старушки задрожал. – Но мы тебя хотим попросить о помощи.
Катя молчала. Происходящее снова перестало укладываться у нее в голове.
– У нас в последнее время в общине сложилась такая ситуация неприятная… – Наталья Степановна набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, а затем выговорила четко и ясно: – Девчонок у нас не осталось. Парней много, хороших, сильных, умных-разумных. А девчонок нет, и все тут! Двоих мать в Приморье увезла: у нее там новая любовь, моряк какой-то. А самая старшая у нас осталась Марина Хорошилова, младшая сестра твоей Леночки.
– Ей пятнадцать всего на днях исполнилось, – подхватила Маруся. Пирожков на блюде перед ней заметно поубавилось. – У ней даже цикл не установился еще, мать говорила.
– Да. – Наталья Степановна затрясла головой в знак согласия. – Но и это не такая уж беда. Есть у нее любимый мальчик здесь, в деревне… Хороший мальчик, славный, ее возраста. Можно было бы их послать, раз уж выбора нет. Но, Катюш, про Леночку-то помним. А Мариночка – ее ближайшая родня. И наследственность у нее та же. Что, если она тоже напугается? Да еще возраст такой нежный… Что мы тогда делать будем?
– Да мы б и не подумали кого-то на стороне искать, если б не камень, – снова вступила в разговор Маруся.
Катя вздрогнула.
– Камень? Который зацвел?
– Ты и об этом знаешь? – Брови старушки медленно поползли вверх. – Леночка рассказала?
– Н-нет. – Катя запнулась: было неловко признаваться, что она подслушала разговор в деканате. – Я… я просто… не помню, где услышала.
– Кочерга наболтала, ясное дело, – процедила сбоку Крыса. – Мозги-то уже все выссала, вот и нагородила с три короба.
– Н-нет, – растерянно сказала Катя, – только про цветы…
– Ну что ж. – Наталья Степановна потерла лоб, потом зачем-то спрятала руку под шаль. – Камень зацвел, это верно. Он, Катюша, каждую весну цветет – такой у нас символ плодородия. Там горячий ключ выходит, землю греет, поэтому и цвести все вокруг него начинает раньше, чем везде. Мы уж решили, в этом году не зацветет, ведь подходящей пары нет. А он зацвел. Мы сначала на Марину и подумали, хоть и мала она еще, и наследственность эта клятая…
– Но тут Хорошилова мне рассказала про ваше перо, – безо всякого выражения сказала Крыса. Ее глаза были по-прежнему закрыты. – Не хотела говорить, выжимать пришлось.
– А как выяснили, откуда оно взялось, перо-то, тут все знаки и сошлись, – по-доброму улыбнулась старушка. – Значит, не зря ты тогда сюда добралась, значит, судьба твоя связана с нашей землей, с нашим лесом.
– Но подождите… – Катя похолодела. Кажется, она только сейчас начала понимать, к чему они клонят. – Я здесь не живу, я тут даже не знаю никого!
– Катюш, ты не волнуйся так. – Наталья Степановна примирительно подняла обе руки. – Никто тебя ни к чему не принуждает. Но ты сначала выслушай меня, а потом уж кричи.
Катя замолчала. Внутри у нее все напряглось, несмотря на слабость и легкое головокружение.
– Мы знаем, что у тебя проблемы в семье. – Голос Натальи Степановны был мягким и успокаивающим, прямо как ромашковый чай. – Знаем, что тебе пришлось пожертвовать бабушкиным наследством, чтобы спасти брата от тюрьмы. И что с учебой у тебя не сложилось. Ты мечтала на сцене петь, а в итоге коровник чистишь. Нет у тебя желания ветеринаром становиться. Ну и зачем тогда мучиться? Мы тебе другое предлагаем.
– Не надо… – возразила было Катя, но Наталья Степановна немного повысила голос, и она опять замолчала.
– Катюш, послушай взрослого человека! Всем нам в жизни иногда приходится трудно. И нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь. Мы можем тебе эту помощь оказать. Ты ведь нам уже не чужая девочка, Кать. Ты нашу Лену тянула, защищала, жизнь ей спасла, считай. А выручишь нас – совсем породнимся. Ты же не хочешь возвращаться в Барнаул, так? У тебя там ничего своего нет, с родными напряженные отношения. А мы тебе с квартирой поможем – будет у тебя жилье в городе. Собственное. И еще Леночка говорила, что у тебя с консерваторией не вышло, правильно?
Катя кивнула, умирая от стыда и унижения. Будто вся ее жизнь оказалась на ладони перед этой старой женщиной, и та перебирала ее пальцами, как крупу, вытаскивая на свет все Катины неудачи и неполадки.
– Община за все заплатит: связки тебе починят, – сказала Наталья Степановна, как-то просто и по-доброму глядя на нее. – Поступишь в свою консерваторию, будешь учиться на певицу. Ты на какое отделение-то хотела, Катюш? На эстрадное?
– На эстрадное, – выдавила Катя, мучительно краснея.
– Ну и будет тебе эстрадное!
– Я… – Катя закрыла лицо руками. – Я… я не продаюсь!
– Катерина! – сердито сказала Маруся, потянув ее за локоть. – Ты чушь-то не пори! Кто тебя продает?
– Я не буду… не буду спать с кем попало! – пискнула Катя, отворачиваясь.
– Катюш, – голос Натальи Степановны зазвучал устало, – ты меня не дослушала. Убери руки от лица.
Катя послушалась и положила руки на колени. Глаза щипало, силуэт старушки в кресле то приближался, то отдалялся.
– Я знаю, что у тебя был парень, – тихо сказала она. – Я знаю, что он тебя бросил, когда ты осталась без квартиры.
Катя старалась дышать глубоко, чтобы не разрыдаться.
– Я создала немало хороших пар, – продолжала Наталья Степановна, – можно считать меня в каком-то смысле удачливой свахой. Многие из тех, кто встретился на обряде, до сих пор счастливо женаты. Есть у меня и для тебя такой жених. – Она помолчала, как будто наслаждаясь Катиной реакцией: шок, недоверие, растерянность. А потом сказала: – Он хороший парень, чуть постарше тебя. Тоже музыкант, кстати. У нас никто. Никого. Ни к чему. Не принуждает. Но если – я говорю «если», Катюш, – если он тебе понравится, то вы будете жить вместе долго и счастливо. Увидишь, там у вас дело сладится! А если не сладится – ну скажешь ему, что
