Виктор Точинов - Логово

Он остановился.

Куда идти? Зачем? С тем же успехом можно ждать смерти на месте…

Ахмед шел механически, уже не понимая, куда и зачем – мысленный взор застилали яркие картинки ближайшего будущего.

Если бы дверь вивария открывалась наружу или оказалась заперта, он, наверное, разбил бы об нее лоб. Но дверь мягко подалась, распахнулась. «Почему не заперто?! Да еще при тревоге?!» – слабо пискнул какой-то периферийный уголок сознания, но Ахмед его проигнорировал. Парень в униформе – молодой, белобрысый, встревоженный – возник перед глазами внезапно, как чертик из коробочки. А может, стоял за дверью, и Ахмед его попросту не заметил – окружающий мир он воспринимал со странной избирательностью. Губы белобрысого шевелились, открывались и закрывались. Звуков не было. «Дай пройти», хотел сказать Ахмед, а может и сказал, но сам себя не услышал. Белобрысый продолжал стоять и шевелить губами. Злоба вспыхнула моментально, как бензиновая лужица от случайной искры. «Сука-а-а-а!!!» – Ахмед ткнул гаду в брюхо чем-то, что сжимал в руке, и понял, что это карабин, и нажал на спуск, и наверное карабин выстрелил, по крайней мере руку дернуло назад, хотя звука и не было, а потом дернуло еще, еще… Белобрысого не стало. Он не убежал, и не упал, просто был – и не стало; Ахмед не удивился странному исчезновению, потому что именно в этот момент ему пришла блистательная идея, простая и гениальная, он даже прослезился от жалости к себе – ну как же, как же не придумал такого раньше? – слезы катились по грязному окровавленному лицу, оставляя извилистые дорожки.

…Карабин куда-то делся, может, когда Ахмед распахивал ворота, а может раньше, вроде он стрелял в кого-то еще, по крайней мере все запасные обоймы тоже исчезли, и он хотел было пойти поискать, но не пошел, увидел топор на пожарном щите, выдрал его из зажимов – и вдруг расхохотался, беззвучно, все звуки как исчезли, так и не появились, да и черт с ними, – незнамо почему рассмешило его топорище, окрашенное в красный цвет: кровь, хе-хе-хе-хе, не будет видна, хе-хе-хе-хе! – от веселья он забыл, что хотел сделать, но вспомнил, одним движением, играючи взломал щитовую и дернул вниз два здоровенных рубильника.

Стало темно. А еще – обесточилась централизованная система блокировки замков, стоящих на клетках. Замигали красные лампочки на миопарализаторах, запищали зуммеры – тревога! тревога! аварийного питания хватит на пять минут!

Миопарализаторы – мощные, стационарные, не чета самоделкам Деточкина, не оправдавшим надежд, – воздействовали лишь на мутировавшие мышцы ликантропов и были главным звеном в системе, ограждавшей Логово от сюрпризов со стороны косматых подопытных… И в сложившейся ситуации предписывалось немедленно перейти на запасной источник питания.

Вместо этого Ахмед звезданул обухом по выведенному сюда же, в щитовую, процессору стоявшего в подвале запасного дизель-генератора…

…«Выходите, выходите, прогуляйтесь, – приговаривал он, распахивая дверцы, – чудненькая ночь сегодня, только меня не трогайте, мы ведь одной крови, ага? – сегодня вы, завтра я…» Он говорил, а твари слушались, и сидели, сжавшись, у дальних стенок клеток, он освободил одну, вторую… «Ай да я, – удивился Ахмед, – всего-то и надо было поговорить, как с людьми… потерпи, сейчас выпущу, хороший песик, ну у тебя и клычищи, дай лапу, друг, на счастье мне…»

Он не слышал своих слов. И не услышал рыка косматой бестии из третьей клетки, не осознал смертельной угрозы, – так и продолжал протягивать руку с пьяной дурацкой улыбкой на измазанном кровью и грязью лице.

А потом он оказался на бетонном полу, лежал на спине и вокруг головы расползалось темное пятно. Боли в разорванной глотке Ахмед не почувствовал, ему показалось, что хороший песик прыгнул от избытка чувств ему на грудь, и лизнул лицо и шею, и надо сейчас встать и открыть следующую клетку… Ахмед улыбался.

– Не бывает таких собак, – сказал Петрусь. Голос его чуть дрогнул. Похоже, парню хотелось, чтобы майор разубедил его, и рассказал бы про новую породу сторожевых собачек с во-o-o-o-т такенными челюстями… Собаки – твари гнусные, первые враги любого разведчика и диверсанта, но – зло привычное и знакомое. А тут…

Узенький луч фонаря метался по поляне, выхватывая фрагменты жуткой картины. И фрагменты тел. Отдельно лежащие фрагменты.

Майор перевернул труп – правая рука у которого была лишь по локоть. Перевернулось одно туловище. Голова, почти отделенная, держалась лишь на тонкой полоске мышц и кожи – и осталась лежать, как лежала.

– Не бывает… – мрачно согласился майор.

Ему тоже подсознательно хотелось услышать что-нибудь успокаивающее. Примиряющее увиденное со всем остальным, что майор успел узнать за свои тридцать четыре года.

Увидели они немного, больше услышали: пальбу, истошные вопли и рык, который Лисовский при всем напряжении фантазии не смог принять за собачий… Чуть по другому у псов глотка устроена, такие обертоны им издавать не под силу. Разглядеть обладателя милого голоска почти не успели – что-то большое и темное исчезло между деревьями, передвигаясь прыжками… Отнюдь не собачьими – задние лапы у твари были длиннее передних.

А на поляне остались трупы. Шесть страшно изуродованных трупов – и все с оружием. С оружием… Россыпи гильз. И – ни одной застреленной собаки.

Майор стало зябко, несмотря на то, что ночь была на редкость теплая.

– Надо взять одну зверюшку, – сказал он негромко.

– Живой?!

Петрусь в упор посмотрел на Лисовского, потом перевел глаза на труп под ногами – кишки от его растерзанного живота тянулись метра на три… Потом снова на майора. Взгляд был выразительный – так смотрят на близких людей, внезапно проявивших признаки душевной болезни.

– Надо, – подтвердил майор без энтузиазма. – Мне перед выходом сказали прямо – если найдем тут странных каких животных – хоть одно да прихватить с собой. Клонированных, мутированных, генетически измененных, неважно. А если уж эта животина не странная, то я не знаю…

– Ага, – сказал Петрусь с сарказмом. – Поводок с намордником вам выдали? Или предложили лаской и кусочком сахара? По методе дедушки Дурова? Приручим, выдрессируем, с веслом в каяк посадим?

– Уходить будем по воздуху.

– Ну-ну… Теперь дураку ясно, что нас там ждут… И если что ценное прихватим – не туфту, не обманку, – хрен выпустят.

– Пробьемся… Тут у них, похоже, такое началось…

Они перебрасывались фразами, хотя времени на это не было, и оба понимали, что задание – хочешь или не хочешь – выполнять придется, и старались хоть немного оттянуть начало самоубийственной авантюры – охоты в чужом заповеднике на смертельно опасного хищника. Иголка в стоге сена… Иголка, смазанная ядом кураре. И никаких перчаток.