Джеймс Херберт - Тьма

— Давайте придвинем кровать! — крикнул Бишоп. И когда ее поставили на спинку, он с удовлетворением отметил, что кровать тоже очень тяжелая. Она привалилась к туалетному столу, укрепив баррикаду. А в коридоре уже гремели шаги, кто-то ходил в комнате за стеной. Бегущих там, судя по звуку, становилось все больше; наконец они остановились за дверью. Ручка повернулась, и Бишоп приналег на наспех сооруженную баррикаду, жестом призывая остальных сделать то же самое. На дверь обрушился град ударов, от которых осажденные вздрагивали каждый раз, хотя и ожидали нападения.

Дверь содрогалась, но выдерживала.

— Что это за люди? Откуда они взялись? — Джессика стояла возле Бишопа, и он различал в полумраке белеющее пятно ее лица.

— Некоторые, очевидно, явились прямо из тюрьмы. Должно быть, сбежали во время бунта.

— Но среди них и женщины, и еще какие-то люди. Они в ужасном состоянии!

— Это пропавшие без вести! Наверняка! Одному Богу известно, как они дошли до такого состояния!

— Какого? — спросил Кьюлек, вместе со всеми налегавший на перевернутую кровать.

— Они невероятно грязны и одеты в какие-то лохмотья, — пояснил Бишоп. — К тому же они выглядят совершенно истощенными. Первый, которого я выбросил, был слаб, как котенок.

Удары стали сильнее — должно быть, осаждавшие нашли что-то тяжелое и начали таранить дверь.

— Это первые жертвы Тьмы, — мрачно констатировал Кьюлек. — Та сила, которая ими овладела — какова бы она ни была, — безразлична к их жизни. Используя их, она их разрушает.

— А наиболее сильные — это ее последние жертвы? Например, заключенные?

— По-видимому, да.

Внезапно баррикада подалась, и Бишоп понял, что сломался замок. Он еще сильнее уперся каблуками в покрытый ковром пол и навалился на кровать, дотянувшись свободной рукой до туалетного столика, чтобы придать всему сооружению хоть какую-то устойчивость. Эдит Метлок медленно сползла на пол и начала раскачиваться, стоя на коленях и обхватив руками голову.

Раздавшийся сзади грохот заставил их всех обернуться. Джессика прикрыла лицо в ожидании, что в комнату снова полетят осколки. В этот момент в стекло ударился какой-то черный предмет.

— Они бросают в окно камни, — затаив дыхание, сказал Бишоп. И вдруг понял, что удары в дверь прекратились. — Держите кровать! — предупредил он Кьюлека и Джессику, отходя от баррикады. В темноте он обо что-то споткнулся и не удержался от улыбки, увидев, что это фотоаппарат, снабженный прямоугольной приставкой: Джессика использовала против гнавшейся за ним толпы фотовспышку, которая ослепила и остановила их своим кратковременным, но мощным светом.

Когда он подошел к окну, очередной камень ударился о стекло, и Бишоп инстинктивно отпрянул. На его счастье, закаленное стекло было очень прочным и не разбилось, несмотря на то что на месте удара появилась белесоватая трещина. Бишоп осторожно подкрался к окну и выглянул на улицу. Спальня выходила на задний двор с садиком, и он увидел в тени деревьев великое множество фигур. Какой-то человек у него на глазах выломал из ограды кирпич и отступил на газон, сильно отклонившись назад для броска. Но кирпич так и не долетел до цели: выскользнув из разжавшихся пальцев, он упал на траву.

Человек отступил, не сводя глаз с окна, из которого наблюдал Бишоп, и нырнул в кустарник. Все остальные тоже посте — пенно исчезали.

Услышав рядом шаги, Бишоп обернулся. Эдит Метлок пристально смотрела поверх деревьев на раскинувшийся вдали город.

— Они ушли, — сказала она. — Голоса исчезли. К окну подошли Джессика и Кьюлек.

— Что заставило их отступить? — недоверчиво спросил Бишоп. — Ведь у нас не было никаких шансов выстоять.

Голос Кьюлека выдавал его страшную усталость; Бишоп заметил, что прорезанное глубокими морщинами лицо старика тоже осунулось от усталости. И вдруг до него дошло, что он рассмотрел все это потому, что стало достаточно света.

— Наступил рассвет. — Кьюлек потер глаза. — До сих пор у меня перед глазами была одна чернота, а сейчас я ощущаю какую-то серость. Их прогнала утренняя заря.

— Слава Богу, — тихо произнесла Джессика и невольно прислонилась к Бишопу. — Слава Богу, все кончилось.

Незрячие глаза Кьюлека устремились на светлеющее небо; почти бесцветный внешний мир уже не был таким черным, как ночью.

— Нет, не кончилось. Боюсь, все только начинается, — сказал он.

Часть третья

И заревет на него в тот день как бы рев разъяренного моря; и взглянет он на землю, и вот тьма, горе, свет померк в облаках.

Глава 24

Многие бесцельно слонялись по городским улицам; совершенно сбитые с толю, они щурились и прикрывались ладонями от яркого солнечного света. Некоторые забивались в подвалы или прятались в других темных помещениях, куда им удавалось проникнуть. Потрясенные зрелищем бесчисленных искромсанных тел в темных тоннелях метрополитена, машинисты, которым уже никогда не суждено забыть этот кошмар, пошатываясь, выходили из кабин своих поездов, и лондонское метро было остановлено. В связи с исчезновением трех человек, проводивших проверку канализационной сети, власти распорядились послать людей на поиски пропавших; они тоже не вернулись. На улицах все чаще находили трупы; мертвецы были страшно истощены и одеты в какие-то грязные лохмотья. Одни сами наложили на себя руки, другие скончались от полного безразличия к жизни. Не все, однако, дошли до такого беспомощного состояния: многие из тех, кто участвовал в беспорядках прошлой ночи, недоумевали, поскольку хорошо помнили, что они вытворяли в ночные часы, но были не в состоянии всего этого объяснить. Если кому-то удавалось добраться домой, родственники старались спрятать их подальше. Оказавшись в безопасности, люди эти настойчиво просили задернуть шторы и с тревогой прислушивались к радиосообщениям о массовых беспорядках предыдущей ночи, зная, что принимали в них участие, но не осмеливаясь заявить об этом в полицию. Перепуганным близким оставалось только наблюдать, не прибегая к посторонней помощи, поскольку они знали, что все, кто был замешан в массовых ночных беспорядках, подлежат аресту. Завывание сирен пожарных машин прекратилось только к полудню, но «скорые помощи» носились по улицам до позднего вечера. Точное число жертв той первой кошмарной ночи, как и число тех, у кого помутился рассудок, подсчитать не удалось, ибо последующие события приобрели такие масштабы и развивались с такой быстротой, что вести точный учет человеческих жертв и материальных потерь оказалось делом безнадежным. Важнейшей целью стало выживание, а не регистрация подробностей.