Дана Посадская - Кинжал

— Думай, что хочешь! — Белинда окончательно вышла из себя. — Но, если ты сию секунду не отправишься в гостиную…

— Ну, хорошо, кузина, успокойся. Так и быть, я останусь на это нудное семейное сборище. Только ведь нужно ещё разбудить твою мамочку, а это, увы, не так-то просто. Последнее время она не выходит из транса неделями.

— Ничего, это уж моя забота! А ты пока живо спускайся вниз и жди с остальными. И пусть никто никуда не уходит. Просто кошмар, как вас сложно собрать! — с этими словами Белинда вышла, скрежеща зубами.

7

Энедина

Зайдя в спальню матери, Белинда, конечно, тут же споткнулась об одну из кошек, которая, как тень, выскользнула вон и растворилась в полумраке коридора.

В комнате витали душный аромат курений и кошачий пух. Кошки были повсюду — на полу, на креслах, на пуфах, на кушетке, стоявшей у окна. Всех возрастов, — от крошечных голубоглазых котят до матёрых котов, и всех пород — от абсолютно голых сфинксов до пушистых, как облако, персидских; но все без исключения чёрные, как зрачок, без единой белой шерстинки. Сосчитать их с ходу было невозможно, но Белинда знала, что их чёртова дюжина. Вернее, двенадцать, ибо тринадцатая только что сбежала.

Одна из кошек — сиамская красавица, похожая больше на статуэтку, чем на живое существо, неподвижно восседала прямо на груди хозяйки. Энедина покоилась в огромном саркофаге — дань её увлечению Египтом. Она утверждала, что в юности была жрицей Сета-Тифона, и что именно он стал отцом Белинды. Впрочем, в это не слишком верили, — Энедине вообще верили редко, так как она со своими трансами постоянно путала миры и реальности.

Белинда подошла и внимательно взглянула на лицо Энедины, застывшее, как гладь подземного озера. Время на нём никак не отражалось: кожа была такой же нежной и белой, как и сотни лет назад. Угольно — чёрные волосы обрамляли зеркально гладкий лоб, точно нимб из дыма от адского пламени. И ни единого седого волоска!

Вполне естественно, — подумала Белинда в раздражении, — если большую часть времени проводишь в трансе. Что до неё, то ей, увы, грозит через несколько кратких веков участь сморщенной от старости тётушки Лавинии. Впрочем, отчаиваться тоже не стоит: за это время она сможет что-нибудь придумать. Есть столько способов … Тётушка тоже могла бы их использовать, просто она как-то свыклась с ролью почтенной старухи, древней провидицы, а заодно и ведьмы с морщинами и бородавками, которой мамаши так любят пугать непослушных детей. Дело вкуса, конечно, но ей, Белинде, это амплуа нисколько не подходит; а потому она сделает всё возможное, дабы остаться навеки юной, как Энедина… когда придёт время. А пока хорошо, что хоть проклятье отступило, спасибо амулету, состряпанному по рецепту тётушки. Страшно подумать, она ведь могла превратиться в старуху прямо на глазах у несносной Ульрики.

— Матушка! — Белинда щёлкнула пальцами. — Просыпайтесь!

Никакого эффекта. Только кое-кто из кошек недовольно поднял голову.

Белинда обречённо вздохнула. Несколько секунд она размышляла, нетерпеливо барабаня пальцами по тысячелетней тверди саркофага. Затем сложила полукругом ладони и слегка подула в щель между ними. Получившийся огненный шар не был, конечно, шедевром, — слишком мал, и, по правде сказать, кривоват, но сейчас Белинде было не до эстетики. Она повела его лёгкими движениями руки к лицу Энедины. Шар двигался ровно, гудя, словно шмель. При виде летающей, шумящей и горящей пакости сиамская кошка разъярённо зашипела, выгнула спину и соскользнула с неподвижного тела хозяйки. Белинда снова щёлкнула пальцами, и шар взорвался прямо над лицом Энедины, осыпав комнату пылающими пурпурными искрами.

С бледных узких губ Энедины сорвался еле заметный вздох. Ресницы чуть задрожали. Затем она села и медленно, точно ещё во сне, открыла глаза.

— В чём дело? — Она устремила на Белинду свой взгляд — кроваво-чёрный и равнодушно- смертельный, как раскрытая в длинном ленивом зевке львиная пасть. Даже сам старик Магус избегал встречаться с Энединой глазами.

— Ах, это ты, дитя моё? — Энедина зевнула и томно потёрла рукой белый лоб. — Почему ты здесь? Что-то случилось?

— Как — что случилось? — растерялась Белинда. — Матушка, — строго спросила она, — что вы последнее помните?

— Дитя моё, ну что за глупые вопросы, когда я только-только вернулась… Причём не сама, это ведь ты меня разбудила… Что я последнее помню? По-моему, это был древний Шумер… Или нет… этот юноша, такой очаровательный, интересовался ядами. Кажется, он был императором. Не помню, правда, какой страны… Ах, киска…

Кошки тем временем, видя, что хозяйка пробудилась, начали одна за другой покидать свои места и, влюблённо мурлыча, собираться вокруг саркофага. Энедина милостиво опустила руку вниз, и усатые прихвостни в восторге принялись тереться головами о длань сиятельной владычицы, ревниво толкаясь и шипя друг на друга, точно угли, упавшие в воду.

— Матушка! — вскричала Белинда, — Вы опять всё путаете! При чём тут древний Шумер и императоры! Я здесь из-за духа инквизитора! Неужели вы забыли, что он сбежал?!

— Дитя моё, — строго сказала Энедина, — я никогда ничего не забываю, хотя в моём положении это не так-то просто. Конечно, когда тебя так грубо выводят из транса, сначала перепутаешь и воплощения, и измерения. Естественно, я помню инквизитора. Разве не я, после того, что он сделал с тобой, превратила его жизнь в кошмар? Каждую ночь он видел тебя во сне, и каждую секунду, и днём и ночью, в его лысой голове звучали вопли моих кисок. А потом, когда он не выдержал и повесился, разве не я сделала всё, чтобы он попал в наш замок?

— Прекрасно, матушка, — воскликнула Белинда, — только сейчас он сбежал, вселился в кого-то из обитателей замка и жаждет за всё отомстить!

— Я знаю. Но, дорогая, к чему же так волноваться. — Энедина по-кошачьи грациозно потянулась — игра антрацитово — чёрных волос в скупом трескучем мерцанье свечей, и белые узкие пальцы, точно когти, скребущие воздух…

— Ты же не думаешь, милая девочка, что он вселился в меня?

— Нет, матушка…надеюсь, что нет. Ну, вставайте, прошу вас! Пойдёмте вниз. Там все уже собрались… должны были собраться, — докончила Белинда с ноткой сомнения в голосе.

— Ну, хорошо. — Энедина вздохнула. — Дай руку, дитя моё, и помоги мне встать.

Белинда с готовностью протянула матери руку, та неожиданно легко поднялась, расправила плечи, крепко сжала запястье Белинды, — и в тот же миг они оказались в гостиной. Белинда успела лишь подивиться: как тело Энедины, почти не покидающее саркофаг, не утратило навыков перемещения?