Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

Утверждал, что правительство их поддержит и даст миллиард кредита. Сафа помнит, с каким энтузиазмом говорил об этих наполеоновских планах отец. Как вдрызг разругался со всеми соседями. Ему нервничать было нельзя из-за больного сердца.

А он орал с вытаращенными глазами, брызгая слюной. А потом когда все обрушилось в одночасье – сытая размеренная жизнь, привычная за много лет работа в порту, батя резко сник. Потом два инфаркта. Он уже еле ходил, а соседи зло потешались над ним. Докер стало ругательством типа педика. Докер пошел. Папанька даже до первой вахты не дожил, царство ему небесное.

Насчет отдельной комнаты Жека не врал. Теперь в вымершей общаге в футбол можно было играть.

– И чего он удавился? – поинтересовался Чемоданов.

– Вызов ему пришел. За границу этой жизни, – хитро подмигнул Жека.

Сафу словно током продернуло под столом. В душе возник нехороший зуд. Принявший за чистую монету слова о вызове за границу, колхозник зацокал языком.

– Вы тут с жиру беситесь в городе. Ему вызов в загранку, а он в петлю. Его бы к нам в Мусорку.

– Да не за границу, балда. Повестка ему пришла на вахту! Еще с месяц назад.

Петров с главного корпуса выходит в общую кухню и видит, как этот Свирька рвет какие-то бумажки в мусорный бак.

– Хрен, говорит, куда я поеду. Хрен вам, а не медкомиссия. Вечно он из себя крутого корчил. Если кто его подрезал на дороге, обязательно догонит, раскричится, форменный псих. Промолчал бы, может, и обошлось. А он всем растрезвонил, какой он герой, и класть он хотел и на Иван Иваныча и на его вахту.

Чемоданов уверенно заявил:

– Зря он так про начальство. Грохнули его, чтоб другим неповадно было. У нас в Мусорке один попер против председателя, его потом навозными вилами прикололи.

Сафа был готов самого Чемоданова навозными вилами проткнуть. Дуболом деревенский, рта не дает раскрыть без своих дуболомских комментариев. Комментатор. Владимир Перетурин хренов. Надо же какое совпадение и какая нежданная удача. Именно в тот день, когда ему самой повестку принесли, Жеке вздумалось о своем соседе рассказать.

– Что дальше то было? – поторопил Сафа.

– Ты пиво поставь, тогда расскажу, – нагло выставил условия Жека.

Можно было послать его подальше, никуда бы он не делся, и так все рассказал, но терпежу никакого не было, и Сафа делая по возможности равнодушное лицо, полез за деньгами.

– Чего это ты такой щедрый стал? – Живолуп уставил на него злобный немигающий взгляд.

Сафу аж мурашки по коже продрали. Он вдруг понял, что неосторожным жестом выдал себя и свой интерес на корню. И он совершенно не представлял, как выкрутиться.

Если начнет врать, это будет только хуже, и инородцы сразу просекут, почему его так волнует эта тема.

Сафа хорошо представлял себе, что будет потом. Он в момент станет изгоем. С ним перестанут здороваться. У него будет отдельный столик, за который никто не сядет.

Вернее, его вообще перестанут пускать в "зубы". И "бомбить" не дадут. Нацарапают поперек кузова слово "вахта" и колеса проколют. Сафе сделалось горячо внутри.

Только что все было более-менее нормально и вот он уже за секунду до полного краха. А он еще думал, что хуже, чем утром не бывает. На помощь, как ни странно пришел Жека.

– Чего пристал, человек мне должен.

Он крикнул Ромке, чтобы нес кег. Сафа тем временем лихорадочно вспоминал, действительно ли он задолжал, а если нет, на фига Жека за него вступился.

Живолуп отстал, но продолжал буравить своими буркалами. Сафа сделал вид, что увлечен пивом и от страха выпил больше, чем всегда. К горлу подступила легкая тошнота. Небольшая такая, противная. Съеденные у Марины щи слегка заволновались.

Они совершенно не предполагали, что их будут смешивать с недобродившим пивом.

Ромка, скотина, нелицензированный продукт подсунул.

Жека тем временем, изрядно истомив, продолжал:

– Храбрился Свирька и рвал медкарты напрасно. На следующий день ему точно такую принесли. Только уже здоровые такие дядьки с серебряными зигзагами на рукавах.

Тут он еще глупость совершил, удрать решил. Только ему, дураку, надо было по-тихому сразу рвать, а не концерты устраивать. Поймали, вернули вместе с машиной. Только машину с эвакуатора стащили, как тут же при всей общаге гусеничным "спилером" перехали, как машину мистера Бина. Чтоб другим неповадно было. Ему подписку, что может выходить из общаги только в поликлинику. Он и тут встебнулся. Пошел в комок за сигаретами. Его поймали и башкой об этот комок, потом заставили сигареты сожрать. Тут он и сдался. Анализы ходил сдавал исправно, все с баночкой, все с коробочкой. Тихий стал совсем. А потом пошел в душевую, помылся, веревочку тоже зачем-то помыл. Мужики зашли, а он голый висит, дрыгает уже ножулькой и из него из всех сопел брызжет, как будто нельзя было на голодный желудок повеситься.

Людям ж мыться после него, – Жека с удовольствием добил халявное пиво.

Сафе, стоило представить эту отвратную картину, сделалось совсем хреново.

– Можно было комиссию обмануть. Запросто, – авторитетно заявил Чемоданов. – У нас один навозными вилами себе в ногу пырнул.

– Это, который на председателя попер? – уточнил Жека.

– Не, другой. По пьянке.

– Популярные у вас инструмент – навозные вилы, – уважительно заметил Жека.

– А то. Без навоза никуда.

– А правда то, что у вас не в сортир серут, а под смородину, чтоб ягода слаще была?

– Ты чего, вообще дурак? – обиделся Чемоданов. – Думаешь, раз колхозник, так совсем свинья? Я тебя самого той ягодой угощу.

– Не обижайся. Что там тот алкаш с вилами такое вытворил?

– Ничего не вытворил. В армию идти не хотел, вот и ткнул себе вилами в ногу. Они на навозе как на смазке легко вошли. Только не рассчитал. Осложнение началось.

Навоз у нас ядреный. Нога разбухла, центнер весила. Отрезали ему. Правда зараза выше пошла, хрен ему тоже отрезали. Он его потом у врача выпросил за поросенка.

– А на фига ему? Поросенка хоть съесть можно, – не поверил Жека. – Хотя с другой стороны. Можно съемный сделать. В армии одни мужики, чем им еще заниматься, как не друг дружку потрахивать?

– Дурак ты!

Жека и Чемоданов стали горячиться и орать, и под шумок Сафа тихонько приспустил пасть под стол и предоставил возмущенным суточным щам полную свободу. Эффект превзошел все ожидания. Мужики разом смолкли, словно воробьи на ветке разом увидевшие кота, потом как по команде раздвинулись и глянули под стол. Сафа не стал, он и сам хорошо представлял. Оказалось, что не все. Он как-то не подумал про белые штаны Чемоданова.

Чемоданов поднял ор, Жека ржал как лошадь, удерживая, однако дружка, а вконец окосевший боксер вдруг вознамерился дать ему в глаз. Сафа от греха вышел в сортир. Когда упустил струю, из писсуара вылетела бабочка. Наверное, это был какой-то знак. Но какой?