Майкл Гамильтон - Никогда не оглядывайся
Вскоре стало ясно, что ни один из родственников не испытывал горячего желания взять на себя ответственность за ребенка, в результате чего дискуссии и споры затянулись на целый день. Все заявляли о своем громадном, поистине непреодолимом стремлении присмотреть за ним, и с превеликим удовольствием сделали бы это, не мешай каждому теснота их апартаментов или наличие уже одного ребенка, что затрудняло обзаведение еще одним; не терзай их сомнение на тот счет, что делать с несчастным бедным созданием во время их летних поездок за границу; не будь они слишком престарелыми, что показалось бы крайне несправедливым по отношению к мальчику, когда он подрастет, и так далее и тому подобное. Все они, конечно же, знали, что его отец долгое время не вылезал из долгов, дом заложен и никаких денег им вместе с ребенком, естественно, не перепадет.
Весь этот оголтелый спор продолжался до шести часов вечера, когда в самый разгар его и совершенно неожиданно из Вирджинии примчалась старая тетушка покойного отца (ее фамилия была Глосспэн), которая, не сняв даже пальто и шляпы, ни на минуту не присев, отказавшись от всех предложений выпить мартини, виски или шерри, твердо заявила собравшейся родне, что с этого момента она берет на себя полную ответственность по уходу за младенцем. Более того, сказала тетушка, она возлагает на себя и все бремя финансовых расходов любого рода, включая образование мальчика. Поэтому все присутствующие могут отправляться к себе домой и, наконец, успокоить свою совесть. Сказав это, она рысцой кинулась вверх по лестнице в детскую, подхватила Лексингтона из его колыбели и покинула дом, крепко прижимая мальчика к груди, тогда как родственники продолжали просто сидеть, молча глядеть ей вслед, улыбаться, чувствуя облегчение, а сиделка Макпоттл неподвижно стояла у основания лестницы, осуждающе склонив голову, поджав губы и сложив руки на крахмальной груди.
Так, на тринадцатый день своей жизни маленький Лексингтон покинул Нью-Йорк и отправился в путешествие на юг, чтобы жить со своей двоюродной бабкой Глосспэн в штате Вирджиния.
3.К моменту начала опеки над Лексингтоном тетушке Глосспэн было под семьдесят, однако, глядя на нее, вы ни на миг не подумали бы об этом. Для женщины своего возраста она была весьма бойкой, с маленьким, морщинистым, но все еще довольно красивым лицом и очаровательными карими глазами, поблескивавшими на вас сильнейшим образом. Она осталась старой девой, хотя и этого никак нельзя было предположить по ее виду, ибо ничего такого стародевичьего в тетушке Глосспэн не было и в помине. Она не ворчала, не хмурилась и не раздражалась; у нее не росли усы; она ни капельки не завидовала и не ревновала к другим людям, что уже само по себе было крайне удивительно для старой девы или девственницы, хотя никто не мог, естественно, определить наверняка, подпадала ли тетушка Глосспэн под какую-нибудь из этих категорий.
Но она была довольно чудаковатая старушка, в этом не оставалось никаких сомнений. Все последние тридцать лет она вела странную уединенную жизнь в крошечном коттедже высоко на холмах Блю-Ридж Маунтанз, откуда до ближайшей деревушки насчитывалось несколько миль. У нее было пять акров пастбища, огород, где она выращивала овощи, сад с цветами, три коровы, дюжина кур и прелестный петушок.
А теперь у нее ко всему прочему прибавился маленький Лексингтон.
Она придерживалась строго вегетарианского образа жизни и считала потребление животной пищи не только нездоровым и отвратным, но и ужасно жестоким действом. Она жила исключительно на милой и чистой пище — молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, коренья и фрукты — и радовалась, что по ее вине не было загублено ни одно живое существо, даже креветки. Однажды, когда ее коричневая курочка сдохла в самом расцвете сил от непроходимости яйцепрохода, тетушка Глосспэн настолько опечалилась, что чуть было не бросила питаться яйцами.
Она не имела ни малейшего представления о том, как надо ухаживать за младенцами, впрочем, это ее нисколько не волновало. На вокзале в Нью-Йорке в ожидании поезда, который должен был отвезти ее и Лексингтона назад в Вирджинию, она купила шесть бутылочек для детского питания, две дюжины пеленок, коробку английских булавок, молока на дорогу и небольшую книжицу в мягкой обложке под названием «Уход за новорожденным». Чего желать большего? Когда поезд тронулся, она дала младенцу немного молока, по-своему перепеленала его и уложила на полку поспать. После этого от корки до корки прочла «Уход за новорожденными».
— Ничего мудреного в этом нет, — проговорила она, вышвыривая книжку в окно. — Абсолютно ничего.
И, как ни странно, так оно и оказалось на самом деле. По возвращении дела у нее пошли как нельзя лучше. Маленький Лексингтон пил свое молоко, срыгивал, кричал и спал в точности так же, как это должен проделывать нормальный ребенок, и тетушка Глосспэн поистине расцветала всякий раз, когда глядела на него, и целыми днями покрывала его тельце поцелуями.
4.К шести годам молодой Лексингтон превратился в прелестного мальчика с длинными золотистыми волосами и темно-голубыми, васильковыми глазами. Он был веселый, игривый и уже начинал помогать тетушке в разных домашних делах вроде сбора куриных яиц, вращения рукоятки маслобойки, выкапывания картошки в огороде или поиска на гористых склонах диких кореньев. Скоро, думала тетушка Глосспэн, перед ней всерьез встанет проблема его обучения.
Однако она даже мыслить не могла о том, чтобы отправить мальчика в школу. Она настолько сильно уже любила его, что разлука даже на некоторое время попросту свела бы ее в могилу. Внизу в долине, конечно же, была деревенская школа, но в уж очень некрасивом месте располагалась, и она знала: стоит отправить мальчика туда, как в первый же день его начнут заставлять есть мясо.
— Знаешь что, мой дорогой, — проговорила она как-то раз, когда он сидел на кухне, наблюдая, как она делает сыр. — Мне непонятно, почему я сама не могу давать тебе уроки.
Мальчик поднял на нее большие голубые глаза и одарил нежной, доверчивой улыбкой. «Это было бы чудесно», — промолвил он.
— И первым делом я научу тебя готовить еду.
— Думаю, тетушка Глосспэн, мне это понравится.
— Понравится или нет, но некоторое время этому придется поучиться, — сказала она. — У вегетарианцев, вроде нас, выбор продуктов не столь велик, как у остальных людей, а потому нам приходится особенно умело обращаться с ними.
— Тетушка Глосспэн, — спросил мальчик, — а что едят обычные люди из того, чего мы не едим?
— Животных, — ответила она, с видимым отвращением подергивая головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});