Олег Гладов - Смех Again

У всех на чем-нибудь повернута крыша, да? У меня на загаре. Причём основательно. Тем летом я решил стать коричневым весь. То есть от головы до пяток. Пятки — это, пожалуй, единственное место, куда я не добрался своей иглой. По правой моей ноге вьются био-тековые заросли перегоревших проводов и шипастых конструкций. На левой — разноцветные чёрточки, точки и полоски. Здесь я когда-то проверял новую тушь, прежде чем нанести её на кожу клиента. Всё собираюсь забить этот черновик каким-нибудь трайблом, да чё-то руки не доходят.

Вот. Загорать, так основательно.

По этой причине я сбрил волосы в паху и очень удивился, рассматривая свой член, похожий теперь на скинхэда. Но ещё больше я удивился, увидев себя в зеркале. Я сделал то, чего не делал уже тринадцать лет: «под ноль» снял свою киберпанковскую причёску и сбрил усы с бородой.

На меня из зеркала смотрел другой человек. У меня, оказывается, дурацкий подбородок. И нос даже выглядит как-то по-другому, когда под ним нет усов. А куда из глаз делось фирменное подонческое выражение? Телячьи какие-то глаза… Я пошёл в кладовку и достал коробку с оставленными хозяином дома вещами. Там среди потрёпанных номеров «Огонька» и «Здоровья» валялись старые очки в роговой оправе.

Я протёр их от пыли, вернулся к зеркалу и нацепил на переносицу.

Смеялся я долго. Таким я мог бы стать, пойди моя жизнь другой дорогой. Такому Мне ни одна нормальная баба не даст. С таким Мной ни один знакомый не поздоровается. Потому что не узнает.

Я посмеялся ещё немного, рассматривая мутанта в зеркале, а потом решил, что подобное нужно увековечить. Я бросил очки в кладовку, поехал в город и зашёл в «Фото на документы». Сделал серьёзную репу перед объективом. Заказал два комплекта снимков. На паспорт. На загранпаспорт. Заполняя квитанцию и внутренне ликуя, подписался, как Егор Мишин. Через час рассматривая получившиеся фото и попивая пиво, решил, что с такой рожей я даже не Егор, а какой-то Вадим. А лучше Александр. Так и представился питерской студентке, с которой познакомился вечером в кафе. А утром, пока она спала после всенощного непрерывного фака, рассматривая себя в зеркале, подумал: харизму — её, мля, не сбреешь, хе-хе…

Последнюю неделю в Севастополе я провёл, валяясь с Натали на пляжах, распивая вино и трахаясь так, будто после отпуска у меня реквизируют член.

Спустя несколько месяцев (когда на моей башке опять топорщился Взрыв На Фабрике Радиоактивных Отходов), заканчивая дракона, извергающего пламя, я поинтересовался у Дрына, нет ли у него случайно знакомых в паспортном столе?

— А чё такое? — спросил Дрын.

Мой двоюродный брат потерял сумку. А с ней все свои документы. Паспорт, загран, права и ещё пару бумажек. У него проблемы с ментами были… Ну и вообще всё такое…

— Как я понимаю, — Дрын усмехнулся, — проблемы с ментами у него остались… Знаешь, сколько это будет стоить?

Я не знал. Дрын назвал сумму. Я сказал, что у брата такие деньги есть. Через пару дней он перезвонил, а потом и сам появился.

— А где брат? — спросил Дрын, протягивая мне бланки.

— Я сам всё заполню…

Дрын посмотрел на фото. На меня, заполняющего бумаги. Пересчитал пачку купюр, которую я ему вручил. Потом снова глянул на снимки.

— Хм… — сказал он, помолчав, — надеюсь, ты (пауза) и твой брат понимаете, что об этом никто не должен знать?

Я поставил подпись и отдал ему бланки:

— Мы с братом на это надеемся.

Дрын кивнул и заглянул в бумаги.

— Александр Борисович Мишин, — прочёл он.

Я почти уверен: главная причина того, что произошло, — я сам. В том, что мне с детства не нравилось моё имя. Как могла сложиться жизнь, назови меня родители Сашей? Как это? Стать другим человеком? Сменить имя, номер телефона и причёску. Сменить место жительства и работу. Жениться? Начать курить? Ограбить банк? Выращивать свеклу?

Не навсегда, конечно. Просто попробовать. Не долго. Месяц? Два? Полгода?

Такой по-своему экстремальный вид спорта.

Просто попробовать.

Просто?

За 13 дней и 1500 киллометров до (…)

— Я так привыкла говорить, что ты мой брат… Кажется, сама начинаю в это верить…

Нюра сидит за кухонным столом и смотрит. Снизу вверх.

— Верь. Тогда остальным будет проще поверить.

— Они и так все верят. И тётя Зоя тоже. Она больше не приходит… Ты извини… Я не могу тебя ничем накормить… Я не умею готовить…

Два шага к окну: двор. Солнце. Жара.

— Не переживай. Кое-что ты делать умеешь. Одежду мою постирала. Видишь, какая ты умница…

На её лице робкая улыбка:

— Ну это просто.

— Не так уж и просто. А готовить я и сам могу.

Два шага от окна: полки с посудой. Кастрюли. Сковорода. Тарелки. Дверца шкафа: картофель, мука, соль.

— Ты пробовала когда-нибудь суп-пюре из мидий?

— Нет.

— Лазанью с морскими гребешками и креветками?

— Нет… а что это?

— Я угощу тебя. Сегодня.

— Я не знаю, где всё это взять…

— Я знаю. Здесь есть где-нибудь супермаркет?

Пожимание плечами.

— Большой магазин?

Пожимание плечами:

— Извини, не знаю…

— Зачем ты так часто извиняешься. Не нужно. Мне тебя не в чем винить.

Робкая улыбка:

— Я не знаю, где большой магазин…

— Ничего. Я сам найду. Узнаю по телефону в справочной.

— У меня нет телефона.

— На улице есть. Пойду прямо сейчас. Прогуляюсь.

Рубашка и штаны пахнут дешёвым стиральным порошком. Но… они чистые. Нюра чуть краснеет:

— У тебя верхняя пуговица оторвалась… Но я не умею пришивать…

— Ничего. Всё равно жарко.

Носки. Пыльные кроссовки. Пояс-сумка. Недавно всё это принадлежало ремонтнику железнодорожных путей. Теперь не принадлежит.

Нюра провожает до дверей. Протягивает руку:

— Вот… Возьми… Это моя пенсия…

— Мне не нужны деньги.

Нерешительно опускает зажатые в кулаке купюры.

— Я же угощаю… Ты шоколад любишь?

Кивает.

— Я принесу самый лучший.

Поворот ключа в замке.

— Я скоро буду.

— Ты на самом деле с Севера?

Нюра моет посуду. Тарелки одна за одной выстраиваются на сушилке, роняя немногочисленные капли.

— Лазанья понравилась?

— Очень вкусно… Спасибо… Не хочешь говорить, да?

Кап-кап-кап-кап

— Скажем так: я издалека.

Последняя тарелка занимает своё место в строю. Чиркает спичка. Через время начинает шёпотом ворчать чайник.

— Можно ещё вопрос?

— Можно. Даже не один.

В двух чашках пакетики с чаем ждут кипятка. Нюра присаживается на краешек стула по ту сторону стола. Какое-то время молчит. Потом: