Сергей Дубянский - Фантом

– Дим, прости меня – ты опять будешь психовать, но, по мне, лучше б он рухнул. Нам с тобой проще было б.

Дима вздохнул, зная, что спорить бесполезно, а ругаться и выяснять отношения, не было никакого желания.

– Пойду, съем чего-нибудь, – встав, он вышел из зарослей.

– Подожди, довяжу рядок и разогрею. У нас все есть…

– Димочка, – бабка, еще стоявшая на крыльце, улыбнулась страшной беззубой улыбкой, – ты колбаски не принес?

– Забыл. Хочешь, схожу?

– Завтра, – она махнула рукой, – лучше зайди ко мне, расскажи что-нибудь.

– Пообедаю и зайду.

– Ну, кушай-кушай, – когда Дима проходил мимо, бабка похлопала его по спине (со своего роста она уже не могла дотянуться до его плеча).

Войдя в прохладный полумрак коридора, Дима почувствовал прилив сил и бодрости. Все, что осталось за этими толстыми стенами – и жена, и бабка, и Ира, и даже плиты стали казаться мелкими и неинтересными, не стоящими того, чтоб тратить на них жизненные силы.

Пока шел Валин любимый сериал, Дима зашел к бабке. Она склонилась над столом, при тусклом свете лампы перебирая какие-то листки. Бледные карандашные записи почти стерлись, но она все равно пыталась читать, водя пальцем по бумаге.

– Что ты тут делаешь? – спросил Дима.

– Это письма, – она подняла голову, подслеповато озираясь, и, наконец, поняла, откуда доносится голос. Обернулась, – заметки всякие. Мне это интересно, понимаешь?

– Понимаю, – он представил, каково вспоминать молодость, когда тебе за девяносто, и ты уже не можешь нормально перемещаться, есть, пить, а скоро и дышать не сможешь… Погладил ее грязные растрепанные волосы, и она вдруг ловко схватив его руку, прижала ее к своей холодной щеке.

– Я скоро умру, – произнесла она спокойно, – и дом останется тебе. Ты принадлежишь ему.

– Не понял, я – ему или он – мне?

– Он – тебе, а ты – ему. Не пробуй разрушить его, – она вздохнула, приподнявшись всем телом. От этого движения в углах комнаты задвигались тени, словно дом ожил, выражая таким образом свое согласие или несогласие.

– Ладно, – Дима резко вырвал руку, почувствовав, что через этот контакт, будто вливается в него неизвестная доселе энергия, только была она не самой светлой и радостной.

– И еще здесь должна присутствовать женщина…

– Здесь даже две женщины, – усмехнулся Дима.

– «Квартирантка» не та женщина, а я уже не женщина. Я умру скоро.

– А почему Валя не та? – заинтересовался Дима, так как этот вывод был весьма созвучен его последним мыслям.

– Не знаю. Мне кажется, что я чувствую дом… – и вдруг оборвав себя на полуслове, бабка спросила совсем другим, деловым тоном, – сколько сейчас времени?

– Восемь, без пятнадцати.

– Я кушать буду. Ты уж завтра колбаски купи, а то у меня почти закончилась.

– Куплю, – Дима вышел, плотно закрыв дверь. На мгновенье ему показалось, что он окунался в чужой, полумистический мир, и не хотел, чтоб этот мир затащил его к себе.

Оставшийся вечер прошел тихо и спокойно. С Валей они даже ни разу не поругались и легли спать, тесно прижавшись друг к другу, хотя Дима чувствовал, что ее тело уже не станет для него родным и близким, каким было несколько лет назад. Оно останется приятным, им всегда можно воспользоваться, но его не хотелось ежеминутно ласкать и гладить, вдыхать его аромат, искать знакомые родинки и ложбинки. …Неужели дом так разъединил нас?.. – подумал он, – нет, так не бывает. Что-то сломалось в нас самих…

Он слышал, как Валя несколько раз вздохнула и засопела. Может, она б и хотела совсем другой ночи, но Дима не мог предложить ей этого. Он лежал и смотрел в черноту невидимого потолка, которая поглощала все желания, всасывала в себя, оставляя его обессиленным и опустошенным. Оказывается, дом не только давал уют и кров, но и отбирал то, что считал нужным.

Проснулся Дима, как всегда, в шесть. Глянув в окно, увидел, что поднялся ветер, тяжело толкавший перед собой облака. Небо посерело, и картинка стала похожа на настоящую осень. Валя спала, подсунув руку под щеку, а из-под одеяла виднелось обнаженное плечо. Дима остановился.

…Все-таки она хорошенькая… А что будет, если прямо сейчас выйти в сад, нарвать цветов, положить на постель и опустившись на колени, начать целовать ее? Может ли это вернуть наши отношения? Ведь мы любили друг друга, и очень трудно отвыкать от мысли, что этого уже нет… – он живо представил себе всю сцену; даже протянул руку, чтоб коснуться теплого тела… но резкий порыв ветра с грохотом, похожим на выстрел, захлопнул дверь. Дима вздрогнул от неожиданности. Валя тоже открыла глаза.

– Что это? – спросила она сонно.

– Ветер.

– А зачем ты двери оставляешь открытыми? – она повернулась на другой бок, – вечно, то топаешь, как слон, то дверьми хлопаешь… Черт знает, что!.. – снова закрыла глаза, а Диме расхотелось целовать ее, и он осторожно вышел.

Порыв ветра был, действительно, какой-то очень странный, потому что в саду по-прежнему медленно опадали листья, в небе тяжело плыли облака… Откуда он мог взяться?.. Дима вышел на улицу и отойдя несколько шагов, с опаской оглянулся, но дом оставался сер и безмолвен, только из-за погоды выглядел мрачнее обычного.

Дел на сегодня планировалось немного. Дима заехал в банк, отправил факс на завод, заскочил в администрацию и к одиннадцати уже в раздумье стоял посреди Центрального сквера. Больше делать было нечего. У Вали на работе травили тараканов, поэтому она осталась дома, а общаться с ней почему-то расхотелось, хотя он и помнил, какое хорошее и ласковое желание появилось у него утром. Может, стоило его исполнить? …Она сама виновата, а вовсе не ветер. И пусть ей будет хуже…

Облака уже затянули все небо. Дождя пока не было, но сырость, тягучая и обволакивающая, висела в воздухе, грозя мгновенно превратиться в осязаемые капли. Дима курил, думая, что городская жизнь, несвязанная с делами, начиналась к ближе вечеру, а сейчас еще практически утро. Купив пива, он уселся на скамейку, бесцельно взирая на гладь неработающего фонтана; на то, как два пацана, смеясь, бегали по его краю, рискуя свалиться в холодную воду. Мимо прошел парень с большим букетом астр. На соседнюю скамейку плюхнулись две молоденькие девчонки, весело щебеча между собой. Дима расслышал слово «семинар» и перестал прислушиваться. Стало совсем скучно. Единственным ярким воспоминанием оставалась Ира – эдакое новое впечатление на фоне однообразной и не совсем радостной жизни.

Мысленно он был готов прямо сейчас поехать к ней, но медлил. …А зачем, ведь мне от нее ничего не нужно… Но мне же просто скучно!.. Аргумент показался убедительным, и Дима не спеша, направился к остановке. Покупать цветы было б слишком претенциозно, однако бутылку вина для оживления разговора он все-таки прихватил.