Сергей Дубянский - Живущие в нас (сборник)

А еще ему постоянно выпадало поздравлять ее с Восьмым марта. Сначала это были мягкие зверушки, обитавшие в ближайшем магазине, и дежурный букетик мимозы. Но однажды ему надоела убогая традиционность, и тогда появилась небесно-голубая чашка с розовыми разводами. Каждый раз, когда соседка заваривала кофе, ему казалось, что их уже связывает нечто общее. Ему вдруг понравилось делать ей подарки, и на Новый год, и на Первое мая… жаль, что тогда еще не узаконили такой откровенный праздник как День Святого Валентина…

А еще они вместе ехали с работы. Правда, она жила ближе на целых две остановки, но это неважно – главное, можно было не делать вид, будто случайно оказался в том же троллейбусе – все и так выглядело естественно, даже для них самих.

О чем они разговаривали? Конечно, о работе и о начальнике – глупце и самодуре, но как-то незаметно пришли к выводу, что это совсем неинтересная тема. Тогда они стали обсуждать фильмы, в конце концов, решив, что и смотреть их лучше вместе. Еще они рассказывали о своих друзьях, и возникла потребность познакомиться с ними.

Совместное времяпрепровождение засасывало, тем более, в компаниях их уже не воспринимали порознь, да и самим им чего-то не хватало скучными, одинокими выходными.

А потом произошло то, к чему, собственно, и вело все предыдущее. Правда, сколько для этого пришлось состроить хитроумных планов!.. Ведь этой квартиры еще не было, а по закону подлости в самый неподходящий момент кто-то всегда оказывался дома.

Спасла их природа… (в Мишином сознании это понятие давно трансформировалось в нечто более глобальное, чем плеск реки и комары, нагло забирающиеся в палатку и глумящиеся над обнаженными телами).

…Да, именно, человеческая природа брала свое!.. А где же тогда любовь, и что это такое?.. Как странно, что я задумался над этим только сейчас, когда она лежит рядом, но ничего не может объяснить… Хотя нет, я уже задавал себе этот вопрос, когда встретил Вику. И что я тогда ответил?.. А ничего. Просто вновь пришлось пройти по тому же самому кругу – разговоры, подарки, общение с друзьями, и результат был тот же самый – овладение телом, которое на поверку оказалось не хуже, но и не лучше предыдущего, – Мише стало обидно, что мечты, нежно лелеемые каждым мужчиной – пустая иллюзия, – зачем тогда жить? Только чтоб в поте лица зарабатывать деньги, а потом проедать, пропивать их, тратить на какие-то вещи, которые все равно придется выбрасывать?.. Хотя, наверное, и женщины, как вещи – их тоже периодически приходится выбрасывать и покупать новые. Конечно, можно сохранить какой-нибудь, особо нравящийся «свитерок», чтоб лежал в шкафу, как память, но носить его уже никогда не будешь, потому что он вышел из моды. Как Надька. Я ведь так и хотел сделать. Подумаешь, приобрел по случаю «рубашку», а она, дура, порвала ее. Зачем, спрашивается? Ей бы подождать немного, и все б разрешилось само собой… Честное слово!..

А все-таки странно устроено человеческое сознание – поэты, например, мыслят категориями неба и радуги, а у меня даже образы вещественные. Впрочем, не удивительно – не знаю, как у поэтов, а у меня все упирается в деньги, отсюда и образы… Будь побольше денег, у меня этих «рубашек» был полный шкаф!.. – Миша открыл один глаз и боязливо посмотрел на жену, словно она могла услышать его страшное признание, но ни один мускул не дрогнул на мертвом лице, и это означало, что можно спокойно рассуждать дальше. Он снова закрыл глаз, – жуткое ощущение, когда перемещаясь по квартире, люди чувствуют, будто пора бы что-то сказать друг другу, а сказать-то нечего, кроме бессмысленной фразы, вдруг всплывающей в памяти: «Знаешь, милый (милая), я тебя люблю». Это, как пароль, или лучше сказать, пропуск в постель, причем, неважно, твоя она или нет – главное, вовремя назвать пароль.

Кому я все это объясняю? Ей?.. Но она же дура, – Миша снова посмотрел на согласную со всем жену, – все бы так и тянулось до определенного момента, никому не мешая, если б ты не устроила свои дурацкие разборки…

Миша помнил это зрелище во всей его красочной неприглядности. Ни до, ни после, ему не доводилось видеть, как дерутся две женщины, а тут они дрались из-за него(!). И неважно, что в результате исчезли обе – оно стоило того.

…Они все равно были уже «старыми вещами»… Неужели мне выбрать больше не из кого? Хотя бы та замерзшая девочка с цветами. Такая лапочка, и эти ножки в черных колготках… Дом ее я помню, и этаж знаю… А ты смотри! И попробуй встать и что-нибудь сделать! Я в тебя осиновый кол вгоню, поняла?.. – Миша бесстрашно взглянул в умиротворенное лицо жены, понимая, что теперь она уже ничего не сделает. Как это здорово!..

– Завтра ты исчезнешь окончательно, – торжественно произнес Миша, – никто не будет занимать туалет и контролировать мое время… и, вообще, всем станет лучше. Ты попадешь в рай… или самоубийц туда не пускают? А ты попроси – ты ж умеешь. Скажи, что выпала случайно, а записку написала, чтоб просто излить душу. Это даже не про нас, а так, вроде белых стихов… или набей им морду, это ты тоже умеешь. Никогда не думал, что ты умеешь драться… свитерок ты мой старенький, поеденный молью…

Нельзя сказать, чтоб утро пятницы наполнило мир радостью и светом, но сквозь тонкие облака проглядывало солнце, а это уже прогресс после недавнего снегопада.

…Бедные копатели, – Миша вспомнил вчерашний день, – я б ни за какие деньги не согласился, стоя по колено в снегу, долбить мерзлую землю… – сладко потянулся, вслушиваясь в тиканье будильника, – странно, даже голова не болит после поминок. Как-то это неправильно…

Встав с постели, он обошел квартиру, словно знакомясь с ней заново. Столы, освободившиеся от тяжкого груза кутьи и куриной лапши, расползлись по своим местам. Табуретки, служившие постаментом гроба, вернулись на кухню к своим прозаическим обязанностям. Любимое Надино зеркало сбросило покрывало, вновь отражая ее постель с розовым покрывалом и дверь в коридор. Рядом с ним стояла заклеенная скотчем коробка с всякими женскими мелочами, но в нее можно и не заглядывать. Правда, в шкафу еще осталась одежда, которую надо будет завезти ее матери, но она не мешала, и даже ни о чем не напоминала, спрятавшись за полированными створками. Здесь больше нет женщины, зато появился замечательный дух свободы.

Миша открыл ящик комода и извлек потертый конверт, не один год служивший в качестве «сейфа». С удовольствием пересчитал голубые тысячи, которых осталось ровно двадцать …Ну, ничего, похороны стоили того, ведь это последняя бессмысленная трата. Теперь можно не «спонсировать» Якова Самуиловича, а мне хватит… Интересно, сколько на них можно жить, не работая? Месяц? Да нет, пожалуй, два!.. – удовлетворенный проведенной ревизией, Миша вернулся на диван и включил телевизор, но по всем каналам шли, либо новости, либо мультики, – и посмотреть нечего!.. Конечно, они ж думают, что с утра все должны работать. Как бы не так!..