Роберт Блох - Тень маньяка

Если не верите, попробуйте попасть куда-нибудь без документа, удостоверяющего личность, поехать за границу без паспорта или просто развернуться на улице с односторонним движением. Да если уж на то пошло, необязательно и ходить куда-то, чтобы упереться в забор – старательно сплетенный из бланков городских, графских и федеральных налогов, деклараций об уплате страховых взносов и квитанций кредитных компаний.

Об этом шизики могли не беспокоиться.

Может, они не были шизиками, может быть, они знали что-то, чего не знала она. Что-то о том, как делать все, что захочешь, и наплевать на всех. А может быть, шизиком была она, тратя свою жизнь на то, чтобы ухаживать за ними? «Быть чокнутой, чтобы работать здесь, не обязательно, но это облегчит вашу жизнь».

Дороти поставила стопку пластиковых тарелок на пластиковое покрытие кухонного шкафа, затем прошла шесть шагов в гостиную, где занялась ручками настройки переносного телевизора.

Не то, чтобы она хотела посмотреть какую-то определенную программу, а вот шум будет кстати, по крайней мере как контрмера против шума стереопроигрывателя ее соседок-стюардесс, сотрясающего стену.

Можно было бы пойти куда-нибудь, но куда? В местном кинотеатре шел повторный показ двух классических комедий. Обе картины, по мнению критиков, были высокохудожественными произведениями, но Дороти подозревала, что они только напомнят ей о ее пациентах.

Был и другой вариант – бар «Одинокий весельчак». Но это было не самое лучшее место для женщины тридцати девяти (ну, хорошо, сорока четырех!) лет. Она и так часто бывала в этом или подобных заведениях и всегда уходила оттуда с очаровательным франтом.

Мир был полон очаровательных франтов. Остроумные, элегантно одетые загорелые мужчины тридцати девяти (сорока четырех?) лет с начинающейся сединой на висках или шиньоном на макушке, разъезжающие на подержанных спортивных автомобилях, за которые не уплачено два взноса. Задолженность у них будет и по алиментам, но об этом ты впервые слышишь после того, как обнаружишь, что красивый загар не опускается ниже воротничка рубашки, а стройная талия исчезает после того, как сняты слишком узкие в поясе брюки.

Дороти больше не нужны очаровательные франты.

Итак, она включила телевизор и стала смотреть, как двое профессиональных очаровательных франтов разыгрывали шараду о всезнающем и всевидящем частном детективе. Затем последовали два таких же пустых шоу, а потом вечерние новости. Дороти приглушила звук, но не выключила телевизор. Хотелось все же слышать звуки голосов, которые создавали бы иллюзию, что она не совсем одна. В тридцать девять (или сорок четыре) никому не хочется быть одной ближе к полуночи.

Дороти пошла в спальню и сняла покрывало с кровати. Она достала из шкафа ночную рубашку и повесила ее в ванной. С этого момента ее движения были чисто автоматическими, выработанными многолетней привычкой.

Пока она раздевалась, диктор рассказывал что-то о положении в Азии. Сообщение о демонстрации и беспорядках в Вашингтоне было заглушено звуком водяных струй, когда она принимала душ. Через открытую дверь ванной, пока Дороти вытиралась и надевала ночную рубашку, на экране телевизора видна была невероятно уродливая пожилая пара, ухмыляющаяся в поддельном экстазе от кофейника с быстрорастворимым кофе.

Скоро должны были передать прогноз погоды, который подсказал бы ей, какую одежду подготовить к утру. Она открыла окно и пошла в гостиную, чтобы не пропустить его.

Диктор говорил что-то о самых последних событиях.

– Из частной клиники в Топанга Каньон бежали пациенты, оставив четырех убитых… Дороти вскрикнула и прибавила громкость.

–..опознанные жертвы явно неожиданного покушения – это доктор Леонард Гризволд, 51 года, владелец и главный врач клиники, миссис Миртл Фрилинг и Герберт Томас из состава медперсонала…

– О, господи, – сказала Дороти.

В этот момент зазвонил телефон.

Она побежала в спальню и подняла трубку.

– Мисс Андерсон? Говорит лейтенант Барринджер из полицейского управления Лос Анджелеса.

Было плохо слышно из-за шума телевизора. Лейтенант говорил что-то о том, как были обнаружены тела.

– Я знаю, – сказала ему Дороти. – Я только что слышала об этом по телевизору.

Сквозняк от окна ванной не мог дойти до нее, но Дороти вдруг почувствовала ледяной холод. Она не расслышала следующих слов лейтенанта и напрягла слух.

–..очевидно, одна из пациенток, вы должны помочь нам опознать ее. Пожилая женщина, около шестидесяти пяти, невысокого роста, худая, в очках без ободков…

– Миссис Полачек, – сказала Дороти. – Френсис Полачек. П-о-л-а-ч-е-к. Нет, я не знаю. Она была вдовой. Кажется, она жила в Хантингтон Парк, у нее там сестра.

– Сколько еще пациентов было в санатории? – Пять. – Сквозняка уже не было, но Дороти колотило. – Ради бога, скажите мне, что случилось…

– Вы могли бы назвать мне их фамилии?

– Да. – Дороти глубоко вздохнула. Она почувствовала слабое движение воздуха. Она обернулась и увидела, что дверь стенного шкафа в спальне открывается. Дороти закричала, но было слишком поздно…

За несколько секунд в квартире были открыты четыре вещи. Окно в ванной. Дверца стенного шкафа. Ящик стола, где лежал кухонный нож. И сонная артерия на шее Дороти.

На телеэкране в гостиной диктор уверенно пообещал, что завтра погода будет ясной и теплой.

Глава 8

Лучи утреннего солнца струились из окна за спиной доктора Виценте, образуя нимб вокруг его лысой головы.

Карен, сидевшая у стола напротив него, щурилась от яркого света. От бессонницы было ощущение песка в глазах, и она отклонилась назад, чтобы спастись от безжалостного сияния. Но труднее было избежать прямого взгляда полицейского психиатра. И его прямых вопросов.

– Почему ваш муж находился в клинике?

– Послушайте, – Карен покачала головой, – я все объяснила вчера вечером лейтенанту Барринджеру. Разве вы не могли прочитать все, что вам нужно, в его записях?

– У меня есть протокол вашего допроса, – доктор Виценте взглянул на лежащие на столе несколько отпечатанных листков. – Но вы могли бы нам помочь, если бы дали дополнительную информацию, – он улыбнулся ей. – Например, вы упомянули о «нервном состоянии» вашего мужа. Это как-то неконкретно. Не могли бы вы описать его поведение?

– В общем-то, особенно нечего описывать. Разве что выглядел он очень спокойным. Слишком спокойным.

– Ушедшим в себя?

– Пожалуй, можно сказать и так. Он подолгу сидел. Не читал, не смотрел телевизор – просто сидел. Не проявлял никакого интереса к тому, чтобы встретиться с друзьями, сходить куда-то поужинать или в театр. А потом у него вошло в привычку спать до полудня.