Юлия Басова - Миссия – любовь

– Выпьешь со мной, Мила? – спросил он негромко.

– Алексей Львович, вы же знаете, я не пью, – твердо ответила я, посмотрев ему прямо в глаза.

– Знаю, знаю, – осекся мой собеседник, – просто предложил.

– Спасибо! – Я равнодушно пожала плечами.

– Я тебя уже чувствую. Никаких лишних слов. Торопишься… – задумчиво сказал он.

Эта тихая грусть совсем не вязалась с обликом сурового государственного мужа. Со мной Руднев оставлял привычку командовать и почти по-отечески расспрашивал о делах, увлечениях, друзьях.

– Сегодня первый день твоей учебы в университете. Как все прошло? – улыбнулся мой друг.

– Одни бабы учатся, – в шутку пожаловалась я, – меня уже не любят.

– Это понятно, – кивнул Руднев.

– Скучно, – добавила я.

– Это тоже понятно. Я же предлагал тебе на выбор – МГИМО, МГУ. У меня хорошие связи. Там не соскучишься.

– Спасибо, – сухо сказала я, – ни к чему. Я пока вообще ничего про себя не понимаю. А учиться в таких вузах – дело серьезное, ответственное. После них надо идти работать по специальности… Иначе зачем вообще тратить время и силы?

– Да необязательно. Потом можно выйти замуж, родить детей и уже никогда не думать о работе. – После этих слов он многозначительно сжал мою руку.

Я сделала вид, что не поняла намека. Даже если бы мне и захотелось стать женой этого солидного дяди, сперва пришлось бы «развести» его с супругой, а также с многочисленными детьми, братьями, сестрами и много с кем еще. Обычно у людей, занимающих видное положение в обществе, уйма родственников. И они с удовольствием пользуются преимуществами жизни при богатом, влиятельном человеке. Развод, даже если несчастный на него и решится, будет утомительным и тяжелым. Жена будет цепляться за супруга, как утопающий за соломинку. Она начнет орать, что покончит с собой, рыдать, обещать удушить соперницу и, в конце концов, сляжет с инфарктом. А несчастный мужик, почувствовав, наконец, себя виноватым, будет разрываться между больницей, где лежит жена, и любовницей, которая жаждет скорого развода. Последней ужасно хочется сесть на шею престарелому горе-любовнику на законном основании. Социально конкретизироваться, так сказать…

Я фыркнула, Руднев покраснел.

– Зря ты так, – с обидой в голосе сказал он, будто проследил за ходом моих размышлений, – я не могу без тебя, Мила!

Конечно, он не мог. Я была единственным светлым пятном в его жизни. В его сердце давно уже не осталось ничего, кроме корысти и жестокости, равнодушия и алчности. А со мной Алексей Львович чувствовал себя настоящим.

Руднев много рассказывал о том, как складывалась его жизнь. Ничего не скрывая, он делился такими подробностями, от которых у меня мурашки бегали по коже. В девяностые я только на свет появилась, а в России, оказывается, такое происходило! А он… Он был активным участником всех событий. Действовал, как того требовали обстоятельства. Дрался, если надо было. Убивал, если приходилось.

А потом стал политиком. Персонажем с безупречной репутацией. Без прошлого, которое могло бы ему навредить. Некому было рассказать об этом прошлом.

Время изменилось, а Алексей Львович – нет.

И лишь со мной Руднев вспомнил наконец, что он еще человек.

– Я узнавал про твой вуз. Он тоже котируется. Высоко котируется. В основном его знают, потому что для иностранцев там есть факультет, где русскому языку обучают самым наилучшим образом. Какая-то особая методика. В общем, в этом они – большие специалисты. К ним едут студенты со всего мира. Дети видных политических деятелей, бизнесменов. Тех, кто так или иначе связан с Россией.

Он помолчал, словно задумался о чем-то, и спросил после паузы:

– Ты уже их видела?

– Кого? – Я сделала вид, что не понимаю: мне не хотелось рассказывать Рудневу о Роберте и тем более о сегодняшнем инциденте.

– Что же. Не стану долго тебя задерживать. – Алексей Львович посмотрел на меня так, что мне стало стыдно за свою холодность и немногословность.

– Я всегда рада вам, – сказала я, будто извиняясь.

Руднев вытянул руку и достал с переднего пассажирского сиденья массивную сумку из крокодиловой кожи, включил свет в салоне и сказал:

– Мы долго теперь не увидимся.

Помолчав, он добавил:

– Я хочу… Нет, не так. Я должен знать, что у тебя все хорошо. Даже после того, как я тебя покину. Поэтому хочу оставить тебе… Вот, открой. – Он протянул мне сумку.

Я без лишних разговоров дернула золотую молнию и увидела толстые пачки евро.

– Это тебе, – предвосхищая мои вопросы, сказал Руднев. – Ты молодая, должна как-то жить.

– Я и так… Живу, – сказала я, опустив глаза. Мне почему-то невыносимо было видеть влюбленный взгляд политика.

– Вижу, – печально усмехнулся он, – купила себе не машину, а божью коровку и радуешься. А первая машина должна быть большая. И красивая. Почему ты не позволила мне что-нибудь сделать для тебя?

Руднев в отчаянии посмотрел на меня, затем притянул к себе порывистым движением. На этот раз я не сопротивлялась. Я чувствовала, что, если сейчас его оттолкну, он будет страдать. Этот немолодой человек переживал сейчас такую боль неразделенной любви, что я должна была позволить ему хотя бы одно объятие. Странно, я совсем не знала любви, но сейчас почти физически чувствовала, как тоскливо сжалось его сердце.

Руднев не старался меня поцеловать, не пытался сунуть руку мне под майку, а всего лишь прижался шершавой горячей щекой к моей щеке. Неожиданно мне пришло в голову, что это наша последняя встреча. Мы никогда не будем сидеть вот так, в его «Майбахе», на загородной трассе, под неусыпной охраной бдительных секьюрити.

– Вам не нравится моя машина? – спросила я после внушительной паузы.

– Нет. Но ты вольна делать то, что хочешь. В сумке достаточно денег. Может, ты купишь себе хотя бы БМВ Х3? Она тоже маленькая, как и твоя, но лучше. – Видимо, Руднев взял себя в руки, и в нем проснулся заботливый старший товарищ.

Я молча кивнула. Невозможно было объяснить этому взрослому мужчине, что мне не стоит сильно выделяться. Я и так вызывающе смотрюсь даже за рулем своей крошечной «Мазды». Все глазеют на меня, думая: «Откуда деньги у этой пигалицы? Отца нет, мать – учительница в школе. Кто помогает? Ага!» Хотя, в сущности, какое мне дело до слухов? Ничего уже не изменится: мужчины будут продолжать меня любить и помогать во всем, а женщины будут ненавидеть.

– Наверное, приобрету другую машину в следующем году. – Я постаралась сказать Рудневу хоть что-то хорошее.

– Вот и прекрасно. – Он как-то сразу успокоился, как будто покупка нового автомобиля была главной темой разговора; вопрос решился, и теперь можно вздохнуть с облегчением. – Я завтра улетаю в командировку. Алжир, Марокко, – уже совершенно безмятежно сказал он. – Так ты мне позвони. С утречка, часиков в десять. Идет?