Александр Матюхин - 13 маньяков

Преступников схватили очень быстро. Они и не думали скрываться. «Все по согласию» – такова была их версия.

На суде диакон Василий не следил за ходом разбирательства. Не мог. Он беспрестанно молил Бога даровать насильникам прощение. У него на это не хватало сил, как и на подробности дела: кто, как, почему, зачем? Скованный внутренним холодом, он смотрел на скамью подсудимых в беспрестанных попытках понять. Ведь и в их сердца стучит Господь, к ним обращается с призывом. Как можно простить того, кто даже не осознает своей вины?

Они вели себя очень дерзко. Перемигивались, посмеивались, отпускали скабрезные комментарии, пока судья не пригрозила удалением из зала и продолжением разбирательства в отсутствие обвиняемых. Адвокат не протестовал. Те немногие слова, сказанные им за время разбирательства, проскальзывали почти не замеченными никем, кроме судебного секретаря, словно засаленные от частого употребления в процессуальной процедуре. Солнечный свет лился из зарешеченных окон, в косых лучах плавали пылинки, буднично, неспешно. Отец Василий поймал взгляд одного из обвиняемых…

И отшатнулся, пальцы пронизала дрожь. Он глубже просунул руки в рукава рясы.

Глаза молодого человека были пусты.

В них не было печати порока, страха перед наказанием, злобы на притесняющих его. В них не плескалось отчаяние от невозможности исправить содеянное. Проблески сострадания, мерцание Божьей искры, казалось, погасли навсегда. Но в глазах этих не было тьмы и зарева сатанинского огня, словно сам ад отвернулся от него. Зеркала души не отражали ничего, как будто сама душа этого человека отсутствовала в теле.

Взгляд диакона заметался от одного лица к другому, ногти вонзились в предплечья, но он не чувствовал боли. Несколько долгих минут спустя отец Василий обессиленно обмяк в кресле и зажмурился. Глаза подсудимых походили друг на друга, как стеклянные бусины на нитке. «Тело, разобщенное с душой – лишь мертвая плоть, – подумал диакон заученно, а потом мысль эта отозвалась в сердце с силой громового раската. – Мертвая плоть… мертвая плоть… мертвая».

Он пришел в себя на чтении приговора.

Старший из преступников получил восемь лет строгого режима, еще двое – семь и пять лет. Подростка приговорили к трем годам условно с отсрочкой приговора до достижения им четырнадцатилетнего возраста. Суд постановил взыскать с обвиняемых материальное возмещение причиненного ущерба здоровью и морального вреда в пользу потерпевшей в размере шестидесяти пяти тысяч рублей. Сотовый телефон, на камеру которого снималось преступление, был возвращен владельцу – условно осужденному подростку. Запись, естественно, была удалена…

«Это тебе на память», – сказал кто-то из старших осужденных и ухмыльнулся.

Отец Василий вздрогнул. Он знавал жестокосердных и некогда сам крепил сердце и черствел душою, чтобы сохранить рассудок, но это… И много дней спустя тревожила диакона жадная, сосущая пустота в глазах-шариках осужденных, знакомая до боли безжизненная муть умершей плоти, которую уже не заполнить ни Светом, ни Тьмой.

Привычный, спокойный порядок жизни диакона нарушился. Он сделался задумчив и молчалив, стал рассеян на службах. Скорбные складки у рта угадывались под окладистой бородой, глаза потухли. Он не находил привычного утешения в молитве, о чем и пожаловался настоятелю.

– Крепись, отец Василий, – сказал настоятель, – неисповедимы пути и дела Его. Тяжкое испытание ниспослано тебе. Молись!..

И диакон молился.

В середине мая на территории больничного комплекса, где находился храм Спаса-на-Крови, уничтоженный большевиками в двадцатые годы, поставили и освятили крест. Заложили первый камень. Великопермский приход, в административном подчинении которого находилась Свято-Сергиевская церковь, прислал своего представителя и решение о начале сбора пожертвований на восстановление некогда поруганного храма.

Отец Василий трудил себя бесконечными заботами: искал фотографии, рисунки и чертежи, выезжая в архивы Перми и Соликамска; хлопотал в администрации о разрешении на строительство и согласовывал размеры площади под застройку; вместе с инженерами-строителями и геодезистами подрядчика искал остатки фундамента прежней церкви.

Дел было много, но не проходило и дня, чтобы отец Василий не навестил дочь – Надежду – в больнице и потом, когда ее выписали, дома, в обычной «хрущевской» двушке, которую оставил семье. В Сутеми не существовало центра психологической поддержки жертв насилия. С девушкой работал штатный психолог женской консультации, но результат оставался неутешительным. И хотя молодой организм быстро залечил физические раны, девочка оставалась безучастной ко всему, являя собой лишь тень того человечка, каким она была прежде. Чаще всего она лежала на постели, отвернувшись к стене, почти не разговаривала и не ела.

«Сделай же что-нибудь! – твердила ее мать отцу Василию сердитым шепотом. – Ты же поп! Ты должен знать нужные слова!»

Он молчал, глядя в дверную щель на худенькую спину под покрывалом, остренькое плечико и черный хвостик волос на подушке. «Поп, – думал он с тоской, – поп, да не тот!» Она не поворачивалась, когда он входил. Они не разговаривали. Он усаживался у постели, клал широкую шершавую ладонь на плечо дочери и молился про себя, испрашивая сил для нее, утоления горестей. Несколько раз он пытался заговорить словами утешения, участия, но привычные обороты пастырской речи застревали в горле. В девичьей комнате с компьютером, яркими (частью – страшными) постерами на стенах, фотографиями каких-то знаменитостей, горкой DVD-дисков у плеера такая речь казалась еще нелепей, чем в больничной палате, как литургия онлайн, передаваемая прихожанину-пользователю с помощью веб-камеры.

Отец Василий сжимал челюсти и молился истовее. Уходя, он не забывал перекрестить спину дочери, беззвучно шевеля губами, а потом приходил снова. В один из вечеров июня, едва он опустился на стул у постели, девочка вдруг спросила:

– Почему ты стал служить в церкви?

Он радостно замер при звуках ее голоса, а потом смысл вопроса достиг сознания, и у него перехватило горло: горечи и затаенного упрека там было больше, чем интереса. Он не нашелся, что ответить, и через некоторое время вышел, хрипло пробормотав на бегу:

– Потом… Обязательно…

На следующий день геодезисты закончили работы по определению остатков фундамента церкви Спаса-на-Крови, был вычерчен план. Специалисты предполагали хорошее состояние каменной кладки. Отец Софроний, настоятель Свято-Сергиевской церкви, немедля отписал об этом в Великопермский приход. Решение о восстановлении храма на старом фундаменте вызревало само собой…