Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
Паха рухнул на колени, тиская лапами яйца. Бесполезный нож брякнулся на асфальт. Перекошенная физиономия Пахи очутилась прямо перед лицом Киры. Из мокрой пасти капала пена и разило жгучим. Глаза Киры затянуло слезами, поперек горла встал шершавый булыжник. Не раздумывая, она сцапала нож и всадила Пахе чуть повыше ключицы. По рукоятку. В ужасе отдернула руку.
– Су, – произнес Паха отчетливо. – Ка.
С каждым сказанным слогом рукоятка ножа шевелилась. Она была пластмассовой и красной. Сочетание, за ночь набившее оскомину.
– Су. Ка.
Паха откинулся назад, словно намереваясь разглядеть звезды за пепельной ватой облаков, и рухнул навзничь. Его ноги сгибались и выпрямлялись, как у сломанного робота. Из салона через открытую дверцу робко просачивался свет, и в нем насмешливо кривлялись тени.
«Это была самозащита!»
Правая нога Пахи согнулась в последний раз и застыла. Левой он пихал Киру в бедро, добавляя к пятнам подсохшей грязи на плаще свежие.
«Убийца. Су. Ка».
– Да пошел ты вон! – заорала она, срывая голос.
В ответ подошва Пахиной берцы мазнула ее по ягодице.
– Нет уж. – Кира неуклюже поднялась, цепляясь за багажник. – Нет уж, я не сяду из-за тебя, мудачина!
Скособоченная, как марионетка в руках паралитика, она заковыляла к месту водителя. Плюхнувшись за руль, поняла, что ключ остался у Пахи.
Со стоном разочарования и боли Кира вывалилась из машины. Опираясь на «камри», оставляя на стекле кровавую мазню, вернулась к месту схватки.
Дважды покойник лежал неподвижно, раскинув руки, точно для объятий. Из его рта вытекала кровь, густая и черная, собиралась у затылка. Казалось, будто голова медленно тонет в луже гудрона. Кира поползла к трупу на четвереньках, убежденная, что тот вцепится в нее, совсем как в ужастиках, которые они с Артемом порой смотрели.
Но ничего подобного не произошло. Она протолкнула руку в левый карман Пахиной куртки и выскребла оттуда горсть пылевых катышков. Пусто.
Враскорячку перешагнула через тело и в правом кармане нашла заскорузлый от соплей платок, скомканный чек и – ключ от «камри».
– «Су-ка»! – передразнила Кира, распрямляясь. Поясница надсадно ныла и, кажется, не собиралась затихать. – Еще какая, ты, козлина!!!
Пахины глаза, розовые и будто вываренные, повернулись в глазницах и выпучились на нее с немым вопросом.
Пьяно оступаясь и размахивая руками, она метнулась к дверце водителя. Прокатившая мимо фура обдала ее водяной пылью, серебристой в лучах ксеноновых ламп. Фура ехала в Ильинск. Заметил ли дальнобойщик Киру? Заметил ли труп на обочине?
И похер, подумала Кира, падая на сиденье. Она решит эту проблему. Она решит все проблемы разом.
Кира вставила скользкий от крови ключ в замок зажигания, завела и рванула через сплошную. Открытая задняя дверца захлопнулась на крутом вираже. Свет фар – правая продолжала моргать – походя полоснул оставшийся на обочине труп. Рюкзак Пахи кувыркнулся с заднего сиденья.
Она вдавила педаль газа. Шины отплевались дорожной слякотью. За лобовым стеклом качнулась асфальтовая лента. Кровь из порезанных пальцев капала с руля, осыпая полы плаща ржавыми монетками. Обезьянка-талисман скалилась в ужасе. С губ Киры сорвался смешок, потом второй, и дальше они уже выплескивались неудержимым каскадом. «Гык-гык-гык!» – какие-то пещерные звуки, и близко не похожие на смех.
«Камри» неслась к городу. Нагнала и подрезала возмущенно взвывшую фуру.
– Корголгон… – прошептала Кира, сглотнув смешки. Осклабилась половиной рта – да и та стремилась не вверх, а вбок.
* * *
– Два косаря, – сообщил белобрысый вальяжно. Потрепанный вид Киры – слово «растерзанный» она категорически отказывалась к себе применять – его нимало не смутил.
– У меня только тыща восемьсот!
– Два косаря.
– Карточку возьмешь? На ней тысяч двадцать!
Кира принялась судорожно потрошить сумочку. Полетели под ноги пудреница, помада, упаковка бумажных платочков.
– Только налик… – протянул пацан. Он явно упивался властью над жертвой.
– Ну нету у меня налика! Бери карту, какая разница тебе?!
– Деньги на карте иллюзорны, – почти по слогам произнес пацан, будто объяснял очевидное малышу. – Это не деньги, а тень от них. Бестелесное крадет удачу.
Кира подобралась. Ее глаза сузились. Уловив чужое намерение, белобрысый шагнул назад.
– Ты меня не догонишь, – заверил он.
«Ах ты дохляк!»
Кира заставила себя успокоиться – насколько это было возможно.
– Мне правда очень нужно позвонить, – сказала она. – Последний звонок! Я клянусь!
Пацан точно этого и ждал.
– Меняю на поцелуй, – произнес он. Его полупрозрачные губы растянулись в легкой улыбке. В темной щели рта по-лягушачьи заворочался язык.
– А харя не треснет?
Белобрысый выгреб из кармана горсть «двушек» и продемонстрировал Кире. Целое сокровище! Она проглотила ком вязкой слюны. Пацан сжал пальцы в кулак.
– Эй!
Кулак разжался. Кира вылупилась на монетки, как завороженная.
– Черт с тобой! Давай, быстро! – «И пусть это будет твой последний в жизни поцелуй!»
Она наклонилась к опрокинутому набок лицу белобрысого. Ноздри Киры щекотнул кислый парнóй выдох. Она представила, как этот мерзкий дух протухшего сыра врывается ей в рот, а за ним следом – верткий склизкий язык, и почувствовала поднимающуюся из желудка горечь. Так ли уж сильно отличается предстоящее от того, на что рассчитывал Паха, потерявший от возбуждения голову?
– Не-не, – осадил пацан, гадко ухмыляясь. – Не в губы. Сюда.
И он нежно коснулся кончиками пальцев россыпи пунцовых волдырей на своей шее.
– Да ты охерел?!
Белобрысый сжал кулак и выпростал руку вбок. Опустив глаза, Кира увидела под кистью решетку канализации. В голове поплыло.
– Они действительно тебе нужны? – преувеличенно ласково спросил пацан.
– Да! – гаркнула Кира. «Вот как чувствуют себя нарки, когда им обещают дозу». – Да, да, да!
Лицо белобрысого окаменело.
– Ну так целуй, – приказал он.
В беспамятстве Кира подалась к нему, стараясь не смотреть на пурпурные гроздья, проросшие сквозь больную плоть, как поганки в сыром погребе.
– Если тебе в головушку придут какие-нибудь шальные мысли, – предостерег пацан, – я пальчики-то разожму. Может, успеешь поймать что. Может, нет.
Напрасное предупреждение – в голове Киры не осталось никаких мыслей. Лишь мучительно колотилось что-то увесистое, оглушающее, жаркое. Она закатила глаза и…
Ее пересохшие губы погрузились в рыхлое и мертвенное, как ведьмина подмышка. Небо окатило жирным запахом грязи. Она скорее ощутила, чем услышала протяжное «О-о-о!» белобрысого. А еще почувствовала, как мясистые чешуйки плоти зашевелились. Это был самый короткий поцелуй в ее жизни, но она почувствовала.
Кира выпрямилась так резко, что заломило в висках. Даже на крик не осталось сил – все были сожраны невообразимым отвращением. Она убьет белобрысого, свернет
