Первый лич - Евгений Луковцев
Над чёрной бездной, которая являлась, вероятно, главной ёмкостью для воды, нависала сложная конструкция из труб, желобов, рычагов и кранов. Вдоль стен кольцом загибался помост, в некоторых местах на нём крепились не менее загадочные механизмы вроде больших птичьих клеток. Перед каждой установлена была короткая скамья, и от каждой же тянулись полосы металла под углом к центру круга. Света единственного фонаря, стоявшего на помосте вдалеке, не доставало, чтобы разглядеть конструкцию и тем более — понять её предназначение.
От прикосновений к металлу, уже успевшему отдать весь запас накопленного за день тепла, Константин поëжился. Усилия, что были потрачены для подъёма по лестнице, немного согрели, теперь же прохладный ночной ветер заставлял дрожать не только от волнения, но и от страха. Только вот отступить сейчас, проделав половину дела, было бы стыдно. Он поборол отчаянное желание немедленно ретироваться и приник к проёму ухом.
— Да никакой он не целитель, как вы не понимаете? Он просто шарлатан! — звучал изнутри голос Шинктера, и уши у Кости немедленно загорелись. — Он не сможет вылечить графиню, как и раньше никто не смог!
— Шарлатан, говоришь? — отвечал едкий, злой голос Николая. — Да я два года выискивал его среди студентов! Я на кафедру мешок ассигнаций отнёс, чтобы их практику контролировать! Сам лично видел, как он угадывает диагнозы, и сам допрашивал тех, у кого после осмотра боль неизбывная утихала!
Несмотря на холод, Константина бросило в жар. Положим, с угадыванием диагнозов ему и вправду везло, порой достаточно посмотреть на человека и понимаешь, где у него болит. Но это исключительно везение, при чём тут… А со снятием боли совершенная чепуха, не умеет он боль снимать, не научно это! Конечно, маменька в детстве не раз говорила, что от прохладных его ладошек, положенный ей на лоб, мигрень отступает. Но так говорят все любящие маменьки и к врачеванию…
— Вылечить такое в принципе невозможно, медицина не знает таких лекарств и таких болезней! — уже почти кричал Шинктер.
— Ты просто струсил. Вчера при осмотре наш студент коснулся груди графини и аж отпрыгнул в испуге. Не в смущении, заметь! Нам пришлось его даже вином накачать, чтобы успокоить. Он уже что-то почувствовал, надо лишь дать время — он разберётся и поможет нам. А ты струсил и мешаешь процессу!
Голоса звучали натужно и уже совсем близко. В помосте со скрипом откинулся люк и две тени, кряхтя, выбрались наверх, волоча между собой на верёвочных стропах деревянную бочку. Ещё два человека, всё время молчавших и потому оставшихся Константину неизвестными, втащили вторую такую же бочку. Когда ноша прочно установилась на помосте, Шинктер со стоном распрямил поясницу и затараторил:
— Послушайте, что мы тут делаем? С чего вам приспичило таскать реактивы ночью? И почему мы ворочаем эту тяжесть сами, почему не отправили, как обычно, мужиков?
Николай усмехнулся.
— Это всё, что вам хотелось бы теперь узнать?
— Нет, не всё! Вы обещали мне встречу с графиней, я не вижу здесь её сиятельства!
Ответ ему раздался снизу, из тьмы:
— Я здесь, мой милый дружочек! Так давно жду тебя здесь, успела даже замёрзнуть!
Шинктер удивлённо посмотрел вниз и о чём-то догадался. На раскрасневшемся потном лице его, которое теперь освещалось фонарём, отразился ужас. Доктор метнулся назад от перил, но две молчаливые фигуры преградили ему путь, ухватили за руки и подтащили обратно к краю пропасти. Мужчина отчаянно вырывался, даже попробовал закричать, но тут же злой, полный льда голос из темноты будто парализовал его в один момент.
— О чём ты рассказал господину приставу? Что ты ему наплёл, паскуда?
— Н-ничего… Ваше сиятельство, поверьте, совершенно ничего! Умоляю, я не выдал бы вас и под пытками!
Николай вышел на свет и ткнул под нос доктору комок смятой бумаги.
— Ничего? А вот этот донос не ты состряпал? Вот это, здесь, не твоя разве подпись? Я же предупреждал тебя, что узнаю первым, коли сунешься в полицию!
— А что он там написал, Коленька? — спросил голос из тьмы.
— Много всего. Что вы, Настасья Филипповна, ведьма и виновны в поджоге соседской усадьбы. Что вы — собственным душам крепостным в своём имении потрава, и надобно обыск учинить, дабы тела отыскать. Ну а главное, что вы власти хотите над миром и хотите свергнуть государыню императрицу.
Девичий смех заполнил всё пространство башни, перекрыв последние слова Николая и мольбы Шинктера, эхо многократно повторило его, превратив в сатанинский хохот.
— Только и всего? И что же, дружочек, ты всерьёз полагал, тебя не упекут после такого сочинительства в долгауз? Не-нет, твоя правда, трон я рано или поздно займу, слишком много усилий к тому приложено. Но писать об этом вот так прямо, да ещё в таких выражениях? Не подумал, что попадёшь в тот самый жёлтый дом на Обуховском, где решётки на окнах, стены обиты войлоком, а по соседству Николя вечерами покойничков препарирует?
"О господи! — озарило Константина, — Так вот во что я вляпался! Вот к чему все эти безлюдные дома, тайные ходы, башни без дверей! Здесь гнездо заговорщиков против самой матушки Екатерины! Бежать, скорее бежать отсюда!"
— Безумные ублюдки!!! — вдруг завопил Шинктер. — Вы же чудовища! Вы поплатитесь, вы сдохнете все, все до единого! Я добьюсь, я не стану больше участвовать в ваших злодеяниях!
Голос Настасьи Филипповны был в сравнении с ним не громким, но одной лишь фразой покончил с разбирательством.
— А мы больше и не нуждаемся в вашем участии, у нас теперь достаточно помощников.
В ту же секунду Николай выхватил неизвестно откуда длинный нож и в один взмах рассёк доктору горло. Кровь фонтаном хлынула вниз. Убийца шагнул назад и те двое, что держали Шинктера под локти, бросили агонизирующее тело. Оно упало на одну из лавок, кровавые струи, блестящие в свете фонаря рубинами, залили механизм.
Константин пару секунд ещё таращил глаза на последствия кошмарного злодеяния, потом в мозгу его словно ударила молния. Отпрыгнув от двери, он опрометью бросился к лестнице. Сначала бежал, не разбирая дороги, с последних ступеней буквально скатился кубарем. Увидев перед собой стены дома, не сразу сориентировался, и только по колоннам понял, что находится у флигеля.
Бежать босиком и в распахнутом халате было совсем не с руки. Молодой человек свернул к своей комнате — там было всё так же пусто и тихо. Задерживаться,
