Епископ ада и другие истории - Боуэн Марджори

— О, милорды, не перестанете ли вы рассуждать о дьяволе в доме, где лежит мертвец, в то время как душа его блуждает снаружи посреди бури? — сказала Гуди Бойл и снова заперла внутреннюю дверь.

Дом погрузился во мрак; за залитыми дождем стеклами плыли тени, волнами накрывавшие долину. В голом поле овцы жались под расколотым дубом у пруда, гладь которого пенилась от ливневых стрел; рокотал гром, молодая зелень казалась мертвенно-бледной на фоне неба.

— Я взгляну на него, — сказал, усмехаясь, Нэд Кредитон. — Я взгляну на этого веселого кавалера, — чтобы иметь возможность поклясться Энн, что теперь он будет преследовать своей любовью могильных червей.

— Как хочешь, — отозвался сэр Николас. — Вижу, тебе не терпится это сделать.

— Но, надеюсь, милорды, вы помните, что он был странным человеком, умершим странной смертью; не было ни пастора, ни священника, которые дали бы ему отпущение грехов или бросили вызов демонам, стоявшим возле его ног и головы.

— Ты сама видела этих демонов? — полюбопытствовал Нэд.

— Вопрос не в том, что видела я, — пробормотала женщина. — А в том, что увидишь ты, сквайр Кредитон.

Она снова отворила внутреннюю дверь, и Нэд вошел, низко наклонив голову.

— Добрый день, Роберт Хорн, — усмехнулся он. — Мы плохо расстались, но теперь все долги оплачены, и я приветствую тебя.

Мертвец лежал на тюфяке, накрытый грубой белой простыней, под которой проступали его очертания; он лежал головой к окну, за которым простиралось мрачное небо и голое, залитое водой, поле; убогая комната и белая простыня казались залитыми холодным светом.

Сэр Николас замер в дверях; он не боялся смерти, за исключением своей собственной, и только какой-то смутный страх не позволил ему войти в комнату.

— Посмотри, правда ли это Роберт Хорн, — сказал он, — или ведьма лжет?

Кредитон приподнял простыню.

— Да, это Роберт Хорн, — ответил он.

Подбородок мертвеца был приподнят, черты лица казались резкими и страшными в обрамлении рассыпавшихся светлых волос, на грубой подушке. Нэд Кредитон стоял, торжествуя, над ним, отпуская непристойные шуточки о любви и смерти, смеясь над тем, кто помешался от любви и был движим страстью, а теперь недвижимо лежал перед ним.

Сэр Николас, стоя в дверях, слушал и смеялся, временами также отпуская злые шутки, поскольку оба они ненавидели Роберта Хорна как человека, осмелившегося бросить им вызов.

Гуди Бойл отошла, заткнув пальцами уши.

Наконец, устав от своих оскорблений, они снова накрыли мертвое лицо простыней и вернулись в соседнюю комнату. Нэд велел принести ему выпить, заявив, что Гуди Бойл — всем известная контрабандистка, и ее подвалы полны вина.

Женщина принесла коньяк и бутылку французского вина, и мужчины вдвоем, сидя у камина, пили; Гуди Бойл объяснила, что Роберт Хорн перед смертью дал ей две золотые монеты (не тонкие, а толстые и тяжелые) на свои похороны и для тех, кто на них придет.

— Он надеялся, что на них кто-то придет? — расхохотался Нэд Кредитон. — Вороны, жуки и ядовитые пауки!

Но Гуди Бойл заметила, что у Роберта Хорна появились друзья, пока он жил на болотах изгнанником; они, без сомнения, были странными и страшными людьми, но они придут сегодня вечером, чтобы посидеть с Робертом Хорном, прежде чем тело его будет предано земле.

— И кто же сообщил этим прислужникам дьявола о смерти Роберта Хорна? — спросил сэр Николас.

Она ответила, что Роберт Хорн болел не час и не день, но боролся с приступами лихорадки долгое время, а в промежутках между ними уходил здоровым человеком; его друзья навещали его, а посыльным, приходившим справиться о его здоровье, была Тора, цыганка, которая носит на груди фиалки.

За окном бушевала буря, с необыкновенной силой заливая дом потоками дождя.

— Роберт Хорн умирал долго, — сказал сэр Николас. — О чем он говорил?

— О женщине, милорд.

— О моей жене! — воскликнул Нэд.

Гуди Бойл с глупым видом покачала головой.

— Я ничего об этом не знаю. Хотя он называл ее имя: Энн, милая Энн, и клялся, что все равно она будет принадлежать ему.

— Но он умер, — сказал Нэд, покачиваясь на стуле. — И сгниет не в освященной земле.

— Они похоронят его на Поле Мертвецов, где полно старых костей; это поле никто не пашет, там не пасутся овцы, — ответила женщина. — Мне нужно сходить к хромому Джонасу, который обещал выкопать могилу, но, наверное, ему помешал дождь.

Она внимательно посмотрела на них и добавила:

— Разумеется, милорды, если вы захотите остаться наедине с телом Роберта Хорна.

— Он для меня все равно, что дохлая собака, — ответил Нэд Кредитон.

А когда женщина ушла, он, хорошенько глотнув коньяка, предложил сыграть славную шутку.

— Зачем Роберту Хорну такая честь, даже от разбойников и цыган? Давай их одурачим: выбросим его труп на помойку, а я лягу под простынь, а когда они придут — встану и напугаю их до полусмерти; они наверняка подумают, что перед ними сам дьявол!

Сэр Николас горячо поддержал это предложение, и они, пошатываясь, пошли во внутреннюю комнату, в которой сейчас было темно из-за туч, полностью затянувших небо.

Они стащили простыню с Роберта Хорна и нашли, что он завернут в другую, стянутую под подбородком; взяв тело, они отнесли его к задней двери и стали всматриваться в темноту в поисках какого-нибудь тайного места, куда можно было бы его бросить.

Наконец, Нэд Кредитон увидел заросли болиголова и крикнул: «Бросим его в кекси!», — так в этой местности назывались сорняки.

Они кинули мертвеца в заросли болиголова, едва скрывшие его и белизну простыни, наломали веток орешника и прикрыли, после чего, смеясь, вернулись в домик и принялись смотреть в окно; а когда увидели, что Гуди Бойл пробирается сквозь ливень, Нэд снял шляпу, плащ и шпагу и положил их под кровать, после чего сэр Николас закутал его простыней до подбородка, уложил на подушку, вытащил другую простыню и накрыл сверху.

— Если ты уснешь, то постарайся не храпеть, — сказал сэр Николас, вернулся к камину и зажег свою длинную трубку, набитую вирджинским табаком.

Когда Гуди Бойл вошла, с мокрой шалью на голове, вслед за ней вошли два оборванных существа, со злобой взглянувшие на изящного джентльмена, развалившегося у камина и наблюдавшего за кольцами дыма, поднимавшимися от его трубки.

— Сквайр Кредитон ускакал домой, — сказал он, — но я не собираюсь рисковать здоровьем и опасностью подхватить лихорадку.

Он отхлебнул коньяк и с кривой усмешкой взглянул на пришедших, а те, что-то бормоча себе под нос, потому что знали о его репутации, вошли в комнату, где лежал мертвец, и присели на корточки возле ложа, на которое сэр Николас только что уложил Нэда Кредитона.

Вскоре появились другие — цыгане, контрабандисты и какие-то темные личности, изгнанники и бродяги, пришедшие попрощаться с умершим. Вскоре во внутреннюю комнату вошел и сэр Николас, чтобы стать свидетелем их ужаса, когда мертвец отбросит саван и встанет.

Но бдение продолжалось, пока не наступила ночь; были зажжены две восковые свечи, а Нэд Кредитон все еще не встал, не храпел и не ворочался под простыней, и сэру Николасу стало не по себе, потому что дождь кончился, и он устал от зловония и неподходящего общества.

«Идиот, — подумал он (ибо даже будучи пьян, не утратил до конца ясность сознания), — заснул пьяным сном и забыл о своей шутке».

Поэтому он протолкался к кровати и, откинув простыню, прошептал: «Послушай, приятель, горячая шутка со временем черствеет».

Но слова замерли у него на губах, когда он увидел лицо мертвеца. Услышав его крик, собравшиеся подступили к нему, и он рассказал им о проделке, какую они собирались устроить со своим приятелем.

— Но тут, наверное, вмешался сам дьявол, — добавил он. — Потому что здесь снова лежит мертвец, — или же Нэд Кредитон умер и превратился в подобие другого, — и он быстро накрыл простыней лицо с острыми чертами и светлыми волосами.

— А что вы сделали с телом Роберта Хорна, дьявол вас побери? — спросил старый бродяга, и молодой лорд, выругавшись, ответил побелевшими губами: