Александр Варго - Медиум

Вадим поведал о своих соображениях насчет карлика. А также об архивной неудаче и о покушении. Никита воззрился на него с изумлением. Потом хлопнул себя по лбу.

– А ты не такой уж безнадежный, дружище. Обязательно навестим сауну и осмотрим воздуховоды. Черт… что мы знаем о карликах?

– Люди такие маленькие.

– Я помню. А еще?

– А еще в Канаде существует многовековая традиция: бросать карликов на дальность. Наряжают их в защитные жилеты и кидают на резиновых женщин. Защитники прав человека пытаются все время запретить соревнования, дескать, оскорбляется достоинство карликов, но людям нравится. И карлики, кажется, не против.

– Здорово. Будь поосторожнее, дружище, – Никита посмотрел на товарища с невольным пиететом.

– Хорошо, – рассмеялся Вадим. – Не бери в голову, сам справлюсь.

Он вспомнил Бориса, которому явно не мешало бы подточить мастерство. Если охраняемый говорит охраннику, что не надо в данный момент его охранять, нормальный охранник не воспримет пожелание буквально. Кивнет, но будет работать. Впрочем, что взять с недорогих бодигардов коммерсантов средней руки?

– Смотри, – понизив голос, Никита толкнул его в бок. Прижимая к груди плоскую сумочку, из палаты вышла женщина в строгом гарнитуре. Грустно посмотрела на Вадима, безучастно – на Никиту, медленно отправилась к лестнице. Двое курящих мужчин зачарованно проводили ее глазами, и переглянулись.

– Внучка Белоярского, – пояснил Никита. – Страшно расстроена, но держится нормально. Барышне не позавидуешь, теперь все заботы о содержании особняка улягутся на ее хрупкие плечи.

– Нам такие беды точно не грозят, – улыбнулся Вадим.

– Как мало нужно для счастья, – со злостью процедил Никита. – Но даже этого нет. Задолбала жизнь лагерная! Передохнуть некогда, не то, что за девушкой поухаживать. А ничего фигурантка, согласись? Не девочка, конечно, но лет десять на нее еще будут оглядываться. Я бы за ценой не постоял.

– Слюни подбери, – посоветовал Вадим. – Она одна, на всех не хватит, постой пока что за ценой. Надеюсь, она не просто мажет холсты?

– У нее приличная частная клиентура. Рисует сама, занималась организацией выставок своего деда. Работала художником-гримером, занималась постижерными работами – парики, усы, бороды и так далее. Муж в бегах, имеется ребенок женского пола – ввиду кромешной занятости мамы, отбывает заключение за городом в детской колонии под названием «У семи нянек».

– Серьезно? – не поверил Вадим.

– Шучу, – Никита расхохотался. – Пансион «Былинка» – для детей состоятельных мам и пап. Можно догадаться, что Мария Викторовна крайнюю нужду не испытывает. Разъезжает по городу на голубом «Пежо», зарплату получает в «убитых енотах», на запястье часики с бриллиантом… Ладно, не будем о грустном. Ты хотел присутствовать на допросе персонала?

Фактически допросом последующее действие не было. Скорее, упорядочением ранее высказанных утверждений. В кабинете заведующей отделением сидели четверо оперативных работников – двое с умным видом что-то писали, не поднимая голов, и четверо несчастных, угодивших под молох. Пухленькая медсестричка нервно поигрывала колечком на среднем пальце. Костлявая нянечка правдоподобно изображала монашку. Красавчик тридцати пяти лет с ухоженной белокурой гривой – дежурный врач Гаврилов. И непосредственно заведующая отделением Галина Юрьевна Ордынская – дама статная, немного за сорок, в мятом халате с оторванным хлястиком. Заведующая испытывала беспокойство. Команда «сидеть», отданная милицией, воспринималась ей без должного удовольствия, но в итоге она справилась и пристроилась на кожаную «вертушку», заложив ногу на ногу, подергивая перламутровым каблучком. Ножки были вполне «дееспособны» и постоянно отвлекали.

В формальном действии не было сенсационных моментов. Но интерес к происходящему рос. Тщательно обследовав не столь уж обширное крыло, оперативники доложили: вентиляционные каналы узки, не пролезет даже карликовая собачка. Пожарный выход предусмотрен, но опломбирован и замкнут увесистым замком, ключ у охраны. Балконов нет. Сигнализация на окнах не повреждена. Парни в форме дважды делали обход и ответственно заявляли: посторонних не было. Больных заподозрить дико. Не мог же пациент самостоятельно задушить себя подушкой?

– Прошу понять меня правильно, господа медики, – мрачно возвестил Никита. – Мы всего лишь выполняем свою работу. Не надо прикрываться порядочностью заведения, кричать, что будете жаловаться. Смерть пациента наступила в четыре часа ночи. Плюс-минус полчаса. Еще раз хорошенько обдумайте сказанное и повторите под протокол. Итак, где вы находились от трех до пяти ночи. Начнем с вас, уважаемый доктор.

– Чего изволите? – вздрогнув, отозвался доктор Гаврилов. – Имена, пароли, явки?

Заведующая отделением перестала дергать каблучком и как-то странно на него посмотрела. К заведующей присоединилась и медсестра. Только нянечка продолжала корчить из себя монашку, заткнула под халат ноги не бог весть какой выделки и молитвенно смотрела в пол.

– Хорошо, – вздохнул Гаврилов. – Будем считать, что шутка не удалась.

В последующие пять минут следствие узнало, что доктор Гаврилов с трех до пяти часов ночи спал. Просто так, легко и незатейливо – спал и видел сны. На законных основаниях. В девять вечера он произвел обход, пообщался с больными, покурил с охраной, поскольку человек он общительный и демократичный. До полуночи корпел над бумагами в кабинете, потом заварил кофе, перекусил, еще раз проверил поднадзорную территорию. В половине третьего, не снимая одежды, прикорнул на тахте. В половине шестого прогулялся по палатам, заглянул в двадцать девятую… и чуть не заработал инфаркт. Собственно, он и сообщил о наличии трупа. С медсестрой Тасей тоже никаких проблем. У нее есть стол в уголке фойе, где она и просидела всю ночь (благо ни к кому из больных не пришлось прыгать), штудируя конспект по биологии, так как девушка обучается на заочном, и сессия уже началась. Временами она отлучалась с рабочего места. Дважды – в туалет, и раза четыре бегала в коридор покурить с «ребятами из охраны». Ничего не видела, ничего не слышала (при этом сделала такое непроизвольное движение, словно потеряла трусики). Нянечка Тамара Александровна также исправно тянула лямку. Выносила утки, следила за состоянием больных. Полночи провела у пациента из 24-й палаты. Чиновника намедни прооперировали, и было велено окружить товарища теплом и заботой. Пациент пребывал в сознании, бурно выражая недовольство условиями содержания. Угомонился к трем часам, и уснул при свете лампы. Нянечка навестила прочих пациентов, вернулась в 24-ю палату, и пока в больнице не начался тарарам, листала книжку про западноевропейское искусство эпохи Возрождения.

– Допускается, – подумав, кивнул Никита. – Тамара Александровна и Таисия… как вас там по батюшке? Свободны.

Младший медицинский персонал с облегчением выбежал из кабинета, пока милиция не передумала. Остальные выжидающе уставились на майора.

– Отниму еще немного времени, – сказал Никита и сделал строгое лицо. – Ну что, господа? Как насчет обязательств говорить правду и ничего кроме правды? Не думаю, Галина Юрьевна, что неотложные дела требовали вашего присутствия в больнице минувшей ночью. Вы работали с недавно установленной компьютерной базой. Бездельники из фирмы, снабжающей вас современными технологиями, подсунули «английскую» программу, которая отключается, не прощаясь, и съедает информацию. В рабочее время вы не успеваете. Может, хватит водить нас за нос, Галина Юрьевна? Мы же взрослые люди.

– Галя, да скажи им, – побледнел красавчик. – А то ведь не отвяжутся…

«А у Никиты нюх на чужие амуры, – подумал Вадим. – Со своими только полная беда». Впрочем, когда супруга, которую Никита с треском выгнал из дома, обзавелась любовником, нюх сработал.

– А если взрослые люди, то зачем делать вид, будто не понимаете? – у заведующей задрожала жилка на виске. – Что вы хотите услышать, господа милиционеры? Что нам обоим не повезло с семейной жизнью, и нет возможности вырваться из порочного круга? Что встречаться мы можем только в больнице дважды в месяц, что вынуждены прибегать к уловкам и ухищрениям, чтобы два часа побыть вместе?.. Или вам не терпится вытянуть из нас признание в убийстве?

Дама молодилась перед партнером, но на грани нервного срыва стала именно той, какой была в действительности – рыхлой, усталой, неумолимо подходящей к своему печальному полувековому юбилею. Доктору Гаврилову сделалось неудобно. Половина лица побелела, другая окрасилась в цвет китайского флага. Он сидел у всех на виду и не знал, куда деть руки. У молодого врача проблем с семейной жизнью не было. Не было проблем и с бесчисленными связями. Почему не поиграть в любовь со строгой начальницей? Разве повредит дальнейшей совместной работе?