Амброз Бирс - Избранные произведения

— Сэр, — проговорил мистер Бисон, выпустив руку старика, которая при этом безжизненно упала на бедро с негромким стуком, — сегодня ужасная ночь. Прошу вас, садитесь. Я искренне рад вашему приходу.

Речь мистера Бисона была речью хорошо воспитанного человека, чего едва ли можно было ожидать, принимая во внимание все вышеизложенное. Разительный контраст между внешностью и манерами человека был одним из обычнейших явлений на приисках. Старик шагнул поближе к очагу — пламя дрожало в глубоких пещерах его зеленых очков.

— Можете ставить три к одному, я рад!

В своей рафинированности мистер Бисон пошел на известные уступки местным вкусам. Умолкнув, он скользнул взглядом с замотанной шарфом головы гостя на ряд тусклых пуговиц, украшавших его пальто, и зеленоватые сапоги из воловьей кожи, присыпанные снегом, который уже начал таять и растекаться по полу тоненькими ручейками. По-видимому, он остался доволен — да иначе и быть не могло! — и продолжал:

— К сожалению, все, что я могу вам предложить, — это провести ночь в моей халупе. Вы окажете мне большую честь, если останетесь здесь, а не отправитесь искать лучшего в долину Бентли.

Из изысканно-самоуничижительных слов мистера Бисона выходило, что провести ночь в его теплом доме — испытание несравненно более тяжелое, нежели брести четырнадцать миль по горло в снегу, затянутому режущей ледяной коркой. Как бы в ответ на это любезное предложение гость расстегнул пальто. Хозяин подбросил дров в очаг, подмел сор волчьим хвостом и добавил:

— Хотя я бы вам посоветовал смыться.

Старик уселся у огня, обратив к жару широкие подошвы своих сапог. Шляпу он не снял. На приисках шляпу снимают редко, как правило, одновременно с обувью. Не говоря ни слова, мистер Бисон тоже сел. Сиденьем ему служил старый бочонок, в значительной мере сохранивший свой первозданный вид и, казалось, предназначенный для того, чтобы принять прах мистера Бисона, если бы тому вздумалось рассыпаться. На мгновение воцарилась тишина, затем откуда-то из-за сосен долетел злобный вой койота, и в тот же миг дрогнула входная дверь. Хотя связи между этими двумя событиями не было никакой, просто койоты не любят буранов, а ветер опять усилился, мистеру Бисону почудилось, будто они в сверхъестественном тайном сговоре, и он вздрогнул от какого-то жуткого предчувствия, но уже через миг пришел в себя и вновь обратился к гостю:

— Здесь творятся странные вещи. Я вам обо всем расскажу и, если вы захотите уйти, непременно провожу вас, по крайней мере, до того места — вы его наверняка знаете, — где Болди Питерсон убил Бена Хайка.

Старик выразительно кивнул, всем своим видом показывая, что ему оно не просто, а отлично известно.

— Два года назад, — начал свой рассказ мистер Бисон, — я занимал этот дом с двумя компаньонами. Когда все бросились в долину, мы тоже ушли. Ущелье опустело за какие-нибудь десять часов. Однако в тот же вечер я спохватился, что оставил здесь ценный пистолет (вот этот) и вернулся. Ту ночь — как и все последующие — я провел здесь один. Да, нужно сказать, что за несколько дней до того, как все мы ушли отсюда, наш слуга китаец приказал долго жить, а земля так промерзла, что невозможно было выкопать нормальную могилу. Поэтому как раз в день нашего поспешного ухода мы просто прорубили дырку в полу и похоронили его, как смогли. Но перед тем, как опустить тело, я имел бестактность отрезать его косицу и прибить ее над телом вон к той балке, где она находится и поныне. Вы можете взглянуть на нее прямо сейчас — или лучше, когда согреетесь и у вас появится время и желание оглядеться по сторонам.

Я ясно выразился — не правда ли? — китаец умер своей смертью. Разумеется, я не имел к этому ни малейшего отношения и вернулся не по причине какого-то непреодолимого влечения или нездорового интереса, а исключительно потому, что забыл пистолет. Я надеюсь, сэр, вы меня правильно понимаете.

Гость хмуро кивнул. Похоже, он был не слишком-то разговорчив. Мистер Бисон продолжал:

— Согласно китайским поверьям, человек подобен бумажному змею — без хвоста он не может попасть на небо. В общем, опуская подробности этой малоприятной истории, которую я счел своим долгом вам рассказать, той ночью, когда я, лежа здесь в одиночестве, думал о чем угодно, только не о нем, китаец вернулся за косицей… И не получил ее.

Тут мистер Бисон снова умолк. Может быть, он устал от собственной непривычной словоохотливости, может быть, был слишком захвачен нахлынувшими воспоминаниями. Ветер налетал теперь со всех сторон, сосны на склоне горы пели громко и отчетливо. Рассказчик продолжал:

— По-вашему, тут не из-за чего беспокоиться. Я тоже так думаю. Но он все приходит.

Опять воцарилось молчание. Оба, не шевелясь, смотрели на пламя. Вдруг мистер Бисон взорвался и, обратив яростный взгляд на бесстрастное лицо своего слушателя, закричал:

— Отдать? В этом вопросе, сэр, я никого не хотел бы утруждать просьбой о совете. Я уверен, что вы поймете и простите меня, — тут тон мистера Бисона сделался особенно убедительным, — прибив эту косицу, пусть даже несколько легкомысленно, но я взял на себя нелегкую обязанность охранять ее. Поэтому абсолютно невозможным представляется тот выход, который вы мне столь заботливо предлагаете… Что я, по-вашему, индеец?

Ничего более резкого он сказать не мог. Это было как удар по лицу железной перчаткой. Протест и вызов — одновременно. Быть незаслуженно принятым за труса, быть принятым за индейца — фактически это одно и то же. Иногда вместо "индеец", говорят "китаец". "Думал, я китаец?" — такую фразу часто произносят над тем, кто умер внезапной смертью.

Выпад мистера Бисона, однако, не произвел на гостя ни малейшего впечатления, и после небольшой паузы, во время которой ветер грохотал в дымоходе, словно комья глины — о крышку гроба, он продолжил:

— Вы находите, что это меня изматывает. Да, я чувствую, что жизнь последних двух лет была ошибкой, и эта ошибка сама себя исправляет. Вы видите, как. Могила? Нет, ее некому выкопать. Да и земля по-прежнему проморожена насквозь. Но все равно, ваш приход как нельзя кстати. Вы можете обо всем рассказать в долине Бентли, но это уже не важно. Ее было очень не просто отрезать. Они вплетают в волосы шелк. Хыр-р-р…

Мистер Бисон говорил с закрытыми глазами, говорил, как в бреду, а напоследок разразился храпом. Вдруг он глубоко вздохнул, с трудом разлепил веки, опять что-то пробормотал и снова захрапел. Вот что он сказал:

— Они украдут мой прах!

Старик, который так и не проронил ни единого слова, поднялся, не торопясь снял верхнюю одежду и остался во фланелевом белье, в котором худобой и угловатостью сделался похож на покойную синьорину Фесторази, ирландку, весившую пятьдесят шесть фунтов при росте в шесть футов. В свое время она в одной ночной рубашке демонстрировала себя жителям Сан-Франциско. Затем он лег, взял с полки пистолет и положил его под рукой — как того требовал местный обычай. Это был тот самый пистолет, за которым мистер Бисон, согласно его собственному рассказу, вернулся сюда два года назад.