Джон Харвуд - Сеанс

Давать показания по этому вопросу были вызваны профессор Эрнест Дингуолл, мистер Джон Барретт — член Королевского общества и доктор Фрэнсис Айамангер. Результаты поражения молнией на открытом пространстве — оказалось, что нет прецедента тому, какой смертью погиб Магнус Раксфорд, — разнились весьма значительно. Некоторые пострадавшие выжили — с ожогами различной степени; в одном случае человек лишился сознания, а когда пришел в себя, ушел с места происшествия, не сознавая, что его ударила молния. Другие скончались на месте; в одном из этих случаев кости черепа оказались расколоты на мельчайшие фрагменты, хотя кожа осталась без видимых повреждений. Никто из экспертов не мог привести ничего, подобного уничтожению доктора Раксфорда, однако мистер Барретт позволил себе высказать мнение, что сила удара могла быть весьма значительно сконцентрирована доспехами. Доктор Айамангер занял диаметрально противоположную позицию, сочтя, что доспехи должны были сыграть роль электрической клетки Фарадея — то есть вся сила удара молнии прошла бы по внешней оболочке доспехов, оставив человека внутри них целым и невредимым.

Тут коронер спросил, с большой долей сарказма: не пожелает ли сам ученый джентльмен провести такой эксперимент на себе? Ученый джентльмен признался, что не пожелает.

С этого момента стало ясно — и так оставалось на протяжении всего остального следствия, — что коронер пришел к выводу: в преступлении виновна Нелл Раксфорд. В своей заключительной речи, подводя итоги для присяжных, он отметил, что «удар молнии в Холл был чистой случайностью и к тому же весьма маловероятной, тогда как главным, бросающимся в глаза пунктом является то, что — если Магнус Раксфорд не был уже мертв, когда убийца, под дулом пистолета загнал его в доспехи (и здесь показания мистера Монтегю, как мне представляется, имеют решающее значение, хотя, разумеется, вы должны сами принять решение), если, как я уже сказал, Магнус Раксфорд не был уже мертв, он был оставлен там умирать голодной смертью. Вам, джентльмены из жюри присяжных, следует обратить внимание на то, что заклинивание механизма, открывающего доспехи, столь же преступный и еще более жестокий акт убийства, чем было бы убийство из пистолета.

Более того, — продолжал он, — пропал грудной младенец. Пропал в обстоятельствах, какие могут лишь указывать на виновность матери. Почему миссис Раксфорд не подпускала никого к ребенку? Вы вполне можете заключить, джентльмены, что ее настойчивое стремление самой ухаживать за ребенком уже является свидетельством нездорового ума. У вас имеются показания доктора Риза о ее крайней возбужденности в ночь смерти миссис Брайант, а также любопытный факт — она единственная не слышала, по ее собственным словам, она проспала страшный предсмертный крик этой дамы, который был слышен за двести ярдов от дома. Вы также знаете о смятом листке бумаги, который был найден полицейскими на полу в комнате миссис Брайант, о записке с приглашением прийти в полночь на галерею: именно там и тогда она погибла. Почерк похож на почерк миссис Раксфорд. В нашу задачу не входит расследовать эту смерть, но этот случай все же наводит на мысль об опасной предрасположенности миссис Раксфорд к насилию.

Затем встает вопрос об ожерелье. Вы услышали от доктора Риза, что миссис Раксфорд, как ему казалось, чувствовала глубокую отчужденность от покойного. Вы также слышали от представителя фирмы с Бонд-стрит, предоставившей это ожерелье, что покойный приобрел этот весьма экстравагантный подарок для своей супруги за десять тысяч фунтов — что заставляет нас подумать о чрезмерно любящем свою жену муже, о муже, до безумия в нее влюбленном и готовом пойти на самые экстравагантные поступки, чтобы вернуть ее расположение. Вы также слышали о том, что футляр от ожерелья был обнаружен полицейскими под половицей в комнате миссис Раксфорд. Ожерелье обнаружить нигде не удалось».

Он говорил еще много всего, и все в том же ключе. После недолгих размышлений жюри присяжных вынесло вердикт о предумышленном убийстве неизвестным лицом или лицами, и обвинение было подтверждено под присягой; тотчас же был выписан ордер на арест Эленор Раксфорд.

Вскрытие трупа миссис Брайант показало, что она действительно страдала далеко зашедшей сердечной болезнью и умерла от остановки сердца, вероятно, в результате тяжелого нервного потрясения. Но ее родственники не были удовлетворены таким заключением: отказавшийся от нее сын вдруг стал ее яростным защитником, и по Лондону пошли слухи, что доктор Риз и Раксфорды сговорились убить его мать и что Эленор Раксфорд вслед за тем отделалась от мужа и ребенка и бежала, прихватив бриллианты.

В своем завещании, составленном за несколько месяцев до смерти, Магнус Раксфорд оставил все свое имение кузине Огасте Раксфорд, старой деве чуть ли не на сорок лет старше его самого, не позаботившись ни о Нелл или Кларе, ни о ком-либо из своих слуг. Мистер Вейтч написал мне в самых сердечных выражениях, чтобы удостовериться, что Магнус не оставил у меня более позднего завещания. Имение, однако, состояло целиком из долгов: содержимое дома на Манстер-сквер пришлось продать, чтобы уменьшить их количество, и в конце разбирательства все слуги — кроме Болтона, от которого я больше никогда ничего не слышал, — были выброшены на улицу, искать новые места работы. Завещание Огасте Раксфорд, которая, как я выяснил позже, всю свою жизнь лелеяла нелюбовь к родственникам мужского пола, навлекшим разорение на родовое имение, казалось не даром, а скорее актом сатирически злобной мести.

Я продолжал действовать в качестве поверенного в делах имения Раксфордов, отчасти из страха перед тем, что кто-нибудь сможет там обнаружить, отчасти — в тщетной надежде услышать какие-то новости о Нелл. Огаста Раксфорд — яростная старая дама самых эксцентрических взглядов на жизнь — явилась познакомиться со мной сразу, как только завещание Магнуса вступило в силу, и поручила мне разыскать ее ближайшую родственницу. Так начался долгий и утомительный процесс составления и проверки генеалогии, в ходе которого я выяснил, что Нелл была дальней родственницей Магнуса, хотя ни тот, ни другая, кажется, и не подозревали об этом, — отчего эта трагедия выглядела еще мрачнее. И хотя Огаста Раксфорд давным-давно зарилась на Холл, она не имела достаточных средств, чтобы сделать замок обитаемым. Однако и продавать его она не желала, так что дом в который уже раз был закрыт и обречен на долгое, медленное разрушение.

Моя исповедь окончена. Все это мучило меня дни и ночи — я не знал, чему верить. Когда я вспоминаю лицо Нелл, я не могу представить ее убийцей. Но потом я думаю об уликах, и предо мною снова возникает то, что, как я знаю, стало бы приговором всего общества: ей удалось ловко провести меня и сделать меня — из-за моей глупой влюбленности — сообщником убийства.