Между двух огней - Кристофер Бьюлман
Она покачала головой, отвергая это возражение.
Она выдохнула в рот мертвецу еще дюжину раз, но его пальцы больше не шевелились, и, когда ей стало казаться, что она причиняет ему беспокойство, она отошла в угол и рыдала, пока не выплакала белки из глаз.
ДВАДЦАТЬ-ПЯТЬ
О Дельфине и о Чучеле
Дельфина провела пальцами по лицу спящего рыцаря.
ТомасТомасТомасТомас.
Она прикасалась к нему очень легко и знала, что он не шелохнется; он спал как солдат, всегда готовый вскочить при малейшем странном звуке, но, казалось, он знал, что это ее рука коснулась его лица, и что она не представляет для него угрозы.
Но я и есть угроза.
Земля стала суше, каменистее. Теплее. Небо сияло своей неугасимой провансальской синевой над платанами с желто-зелеными листьями и пятнистой, похожей на холст корой. Дождя не было с тех пор, как они покинули дом старика, и виноградные лозы здесь все еще зеленели. Они остановились в неглубокой пещере у ручья, измученные после двух дней пешего перехода. Накануне они продали козу провансальской семье — Томас жестикулировал во время бо́льшей части сделки, — получив взамен горячую еду и небольшой кошель серебра, на котором далеко не уйдешь.
Томас прямо сказал ей, что намерен украсть первую попавшуюся лошадь, но они видели лошадей только тогда, когда отряды людей, иногда солдат, иногда рабочих, направлялись на юг и проходили мимо них. Казалось невероятным, что какая-то из этих групп отдаст своих лошадей одному человеку, каким бы большим и опасным он ни казался, поэтому Томас ничего не украл.
Так просто это не работает.
Она думала об этом оба дня, пока они шли.
Она молилась, и молилась усердно, чтобы сон подсказал ей, что делать. Во сне она увидела город Авиньон, раскинувшийся перед ней, немного ниже, как будто она была птицей; затем город наполнился птицами, которые летали вокруг и поедали множество мух. Она не видела ни себя, ни Томаса, и у нее не было ни малейшего представления о том, что она должна была там делать.
Это ее разозлило.
Она попыталась представить, что сделал бы отец, но она уже знала, и это ее пугало. Ее отец не хотел бы причинить вред другому человеку. Сколько людей погибло из-за нее? Аннет, ее муж и солдат на плоту.
А теперь еще и забавный отец Матье с печальными глазами.
И даже ангел Божий.
И это не считая трех человек, убитых Томасом.
Ее отец не стал бы вести этого рыцаря дальше, чтобы тот убивал или, что еще хуже, чтобы убили его самого. И во что же она превращается теперь, если считает, что лучше, если Томас убьет другого, чем если ему причинят какой-либо вред? Так думали все, защищая любимого человека ценой жизни незнакомца.
Дальше она пойдет одна.
Ее пальцы задержались у его ноздрей, и ощущение его живого дыхания доставило ей удовольствие и взволновало ее.
Если Бог хочет, чтобы она оказалась в Авиньоне, Он мог бы доставить ее туда в целости и сохранности без помощи Томаса, а затем прогнать его, когда тот больше будет не нужен.
Я искушаю Бога или исполняю Его волю?
Мать Мария, помоги мне.
* * *
Она взобралась на вершину скалистого выступа, покрытого охрой и увенчанного колючими кустами, листья которых отливали серебром, когда дул ветер. И ветер здесь действительно дул, не совсем прохладный, но и не теплый. Просто сильный. Она накинула на плечи свою новую лошадиную попону, ту, что была в конюшне старика. На юге, слегка подернутая дымкой, возвышалась гора, защищенная грядой острых вершин поменьше, которые, казалось, были готовы перехватить любого, кто попытается приблизиться к большой. Справа от нее, обманчиво голубая, змеилась на юг река Рона.
Иди и возьми свой плот дорогая
Следуй по мне в город где ты умрешь.
Она хотела заплакать, но сдержалась и вздернула подбородок.
Ее туфли были почти изношены. Дорога, которая изводила ее ноги, проходила рядом с рекой.
Эту дорогу сделали римляне.
Откуда я это знаю?
Я становлюсь чем-то особенным.
Она обернулась и поискала взглядом Томаса, не зная, надеется ли его увидеть. Она знала, что он последует за ней — в том, куда она направляется, не было никакой тайны, — но была уверена, что у нее есть большое преимущество. Ее сердце слегка сжалось, когда она увидела, что дорога позади нее пуста.
Она захотела поиграть на своей птичьей флейте, но та выпала из ее сумки в реку. Гребень ее матери остался, и теперь она поднесла его к губам, подула сквозь зубья, но не смогла извлечь из него ничего похожего на музыку.
Она пошла дальше.
Ближе к вечеру она нашла симпатичный маленький фермерский домик, покрытый U-образной черепицей, которую использовали здесь. Кто бы здесь ни жил, он, должно быть, ушел; в доме не было ничего, кроме мебели и инструментов. Она подошла к колодцу в глубине участка — у нее пересохло в горле — и начала опускать ведро. Но остановилась, когда почувствовала запах, а затем и увидела, насколько тухлым был колодец.
В том колодце собралось очень мало воды и ее совсем не хватило, чтобы покрыть останки человека — в основном превратившиеся в скелет, — лежавшего на дне, его спина была скрючена так, что череп и торс были повернуты в другую сторону, а глазницы сверлили ее.
Несчастный случай? Люди все еще от него умирают?
Затем она увидела череп ребенка: виднелась только макушка и глаз, маленькая ножка лежала на камне.
Нет. Он бросил тело в колодец и прыгнул.
Да простит его Господь, раз он не смог простить Господа.
Могу ли я?
Она перекрестилась.
Не задвигался ли череп ребенка?
Не стали ли видны две глазные впадины?
Присоединяйся к нам! Расскажи нам истории о мире, где солнце светит весь день!
Она пошла обратно к дороге.
Веревка на ведре заскрипела.
Ее рука потянулась к футляру в форме флейты, висевшему у нее на шее.
Она пошла быстрее.
Она не смогла найти воды ни у дороги, ни в нескольких домах, в которых побывала. Тем не менее, она провела почти час, сидя на корточках в винограднике, где маленькие темные виноградины пережили время уборки, и некоторые из них начали сморщиваться на стеблях. Она набивала ими рот почти до отказа, пока ее не стошнило, затем она сбавила темп, поела еще немного и вздремнула под тележкой с железными колесами; к ней вернулись силы, но после еще одного часа дороги ее снова начала мучить жажда.
Томаса все еще не было.
Она упрекнула себя за то, что посмотрела.
Один дом был заселен, ставни были распахнуты настежь, но там ссорились двое мужчин; она видела, как их фигуры двигались в темноте дома, их сердитые бородатые лица становились на мгновение видны, когда они, кружа друг вокруг друга, по очереди проходили сквозь полосу солнечного
