Лилит Мазикина - Луна, луна, скройся!

Голова у Кристо, хоть и пустая, а не сказать, чтобы лёгкая, но я терплю. Проходит около часа (бедро немного немеет), и за одной из занавесок начинается какое-то шевеление. Наконец, оттуда выходит — и сразу чуть не спотыкается об меня — цыган лет тридцати пяти, бородатый и всклокоченный, в одних только брюках. Хмурится, пытаясь разглядеть нас. Я здороваюсь по-цыгански — шёпотом. Это его успокаивает, и он уходит в сторону санузла. Выйдя, берёт со стола сигареты и уходит из дворницкой. Наверняка решил совместить курение и расспросы жены. Через пятнадцать минут он снова возникает, уже вместе с Рани. Продолжает одеваться, пока жена готовит ему кофе и бутерброды. Наскоро перекусывает, и они оба уходят. Ну да: будний день, все нормальные люди работают. Я прикидываю время: около половины седьмого. Кем же работает хозяин, что так рано встаёт? Точно не клерком… и не танцовщицей. Я пытаюсь тихонько пошевелить затёкшим бедром. Кристо не отзывается. Дрыхнет, скотина малолетняя. Я осторожно поднимаю его голову руками, вытягиваю ноги и еложу, пытаясь пересесть и не выронить белобрысую бошку. Осторожно кладу её на ковёр. Мне бы и самой, что ли, поспать с дороги, но как-то неловко ложиться на пол — всё же девушка. Я вздыхаю и готовлюсь ждать, пока не придёт Рани и что-нибудь не придумает.

У Рани с мужем, оказывается, двое детей: четырнадцатилетняя дочь Каринка и девятилетний сын Гёрге. Они спали на узкой, железной, как в школах-пансионах, двухъярусной кровати, Каринка снизу, а Гёрге сверху. Оба очень спокойные — непривычно спокойные для цыганских детей. Они напомнили мне меня в детстве, только, пожалуй, не такие чумазые и рассеянные. Оттащив Кристо на сложенный Рани диван — ночью он был двухспальным супружеским ложем — я сажусь со всеми за стол. Завтрак семьи прост, но не так суров, как у Шаньи и Эржебет в Пшемысле: кофе с молоком, яичница с сосисками. Дети рассматривают меня удивлённо, но вопросов не задают.

— Надолго вы думаете у нас остановиться? — спрашивает Рани.

— На три дня. Потом уедем. Если вам неприятно, что мы ночью не спим, мы можем уходить вечером и возвращаться с утра.

— Да мне-то ничего…

По-видимости, некоторые возражения имеет муж, но Рани не произносит этого вслух.

— Ну и договорились. Ночью будем гулять. У вас в Вене ведь хорошее освещение?

— Да. Особенно в центре. На бульварах очень красивые фонари… Туда туристы специально по ночам ходят.

Гёрге, поев, уходит гулять. Я помогаю Рани и Каринке прибраться; потом Каринка забирается с какой-то книжкой на постель. Я сажусь в ноги Кристо, а Рани пристраивается смотреть телевизор с табурета. Ночные занавески все уже отодвинуты, чтобы комната казалась просторней.

— Смотри, какая учёная дама растёт, — добродушно усмехается Рани, показывая глазами на дочь. — Всё читает. В библиотеку записалась, чтобы книжки брать.

Она словно бы высмеивает Каринку, но я чувствую, что гордится. Я всматриваюсь в обложку в руках у девочки: подростковый детектив. Мда, не сильно-то учёным на таких книгах вырастешь. Ну ладно, как говорят, чем бы девчонка ни тешилась, лишь бы подолом кусты не цепляла.

Рани не очень удобно, но я не решаюсь ей предложить поменяться местами. Смотрю с хозяйкой вместе какие-то сериалы, только чтоб скоротать время до моей очереди спать. Наконец, около часа бужу Кристо и подаю ему кофе с молоком. Рани накрывает обед: капустный флекерль (бульон под него доставала из холодильника — видать, на ужин накануне было мясо), чесночные гренки и снова кофе, любимый напиток Венской Империи. Поев, Каринка быстро собирает остатки флекерля из кастрюли и отложенные гренки в судок с крышкой и уходит кормить обедом отца.

Я кое-как помогаю Рани и укладываюсь спать. Надеюсь, во сне я выгляжу достаточно благопристойно.

Кристо предлагает доехать до центра на знаменитом венском метро, и я, конечно же, соглашаюсь.

В толпе кузен выделяется своей обросшей причёской без намёка на прядь-косицу. В другом австрийском городе это вызвало бы кривые взгляды, но Вена привыкла к неформалам. В узких чёрных брюках, щёгольских лакированных туфлях на пятисантиметровом каблуке, чёрной шляпе, чёрной рубашке «под старину» — с имитацией «венгерских» петель, похожих на цветы или лапы геральдических зверей — кузен напоминает «готика», не хватает только пары серебряных украшений — и да, парню это чертовски идёт.

— Почему ты не носишь перстней? — спрашиваю я.

— Дома остались. Сначала был траур, я снял. А потом забыл с собой взять, когда к тебе поехал.

— И я забыла, когда из дома уходили…

Единственное моё украшение — два небольших золотых колечка со вздутиями-«бусинками» в мочках ушей. Мне становится немного жалко: оказаться вечером в центре Вены без роскошного наряда, без ожерелья и причёски…

— Ничего, — Кристо словно подслушал мои мысли. — В чёрном ты выглядишь даже стильно.

— Спасибо.

Покинув метро, мы идём на огни и шум. Бульвар премьера д'Эсте больше похож на парк. Горят не только фонари — на деревьях развешаны разноцветные гирлянды. Много нарядных, оживлённых людей; некоторые женщины даже в коктейльных платьях. Доносится музыка. Несмотря на довольно поздний час, мороженщицы, колбасницы и торговки сладкой ватой стоят со своими тележками. Касса у Кристо. Он предлагает мне подкрепиться вурстиком, но у меня от волнения пропал мой обычный аппетит. Хотя — мне хочется сладкой ваты. Продавщица с улыбкой наматывает мне на палочку розовое облако, а кузену — оранжевое.

— У тебя что, с апельсиновым вкусом? — ревниво спрашиваю я.

— Угу.

— Дай попробовать!

— Неа.

— Да один кусочек.

— Неа. Мне самому нравится, я весь съем.

— Дай, ну дай, — я, смеясь, тянусь за оранжевым облаком, а Кристо отступает и отступает, деловито его надкусывая. — Ну, ладно тебе! Дай тогда деньги, я себе такой же возьму!

— Деньги надо экономить, — наставительно отвечает кузен и наконец протягивает мне свою вату. Я сразу отхватываю зубами огромный клок. Конечно же, он меня обманул — у его порции самый обычный карамельный вкус. А у меня теперь от жадности всё лицо липкое. Мы помогаем друг другу доесть вату и бродим между деревьев в поисках фонтанчика.

— Если не найдём, придётся вылизывать тебе щёки, — вздыхает Кристо.

— А то тебя мухи съедят. Или муравьи утащат…

Но фонтанчик находится, и мы приводим себя в порядок вполне цивилизованным способом, заодно запив приторную сладость.

Тропинка выводит нас к танцплощадке. Там играет настоящий живой оркестр. Музыканты как раз заканчивают чардаш; распорядитель объявляет вальс. Конечно же, Штраусса.