Валерий Михайлов - В лабиринте версий

– Вы кого-то ищете? – спросил торговец эзотерическими книгами, когда Трубопроводов проходил мимо него в пятнадцатый, наверно, раз.

– Мне нужен Максим Максимович.

– Какой Максим Максимович?

– Мастер перпендикулярной литературы.

– Какой?!

– Перпендикулярной.

– Боюсь, что таких на рынке нет.

– Дожились! Нанаркоманятся, а потом ходят, убивают, насилуют… Тьфу! – желчно проворчала торгующая христианской литературой старушка, когда Трубопроводов отошел на приличное расстояние.

– Не говорите, – согласился с ней сосед по прилавку, – куда мы катимся…

Про «Авиаперевозки Августа и К°» тоже никто не слышал. Ни на пустыре за свалкой, ни где-либо еще их никогда не было.

В интернете был, правда, сайт «Дзен-террористическое аббатство 691», и заправлял там Самозванец Валерий, но это была литературщина чистой воды. Продолжать поиски не было смысла. Отказываться от них не было смысла, тем более…

Остатки осени и зима прошли совершенно бездарно. С Валей Трубопроводов расстался без каких-либо сожалений. Он жил, находясь в сомнамбулическом состоянии, механически отбывая срок, назначенный ему судьбой. Первое время он ещё пытался совершить квантовый переход, но эта способность, как и все остальное, что хоть что-то значило в его жизни, осталась в том мире. Поняв это, он перестал трепыхаться и просто поплыл по течению жизни.

Началась холодная, затяжная весна…

Трубопроводов понуро брел через дорогу, не обращая ни на кого внимания. Послышался визг тормозов, и буквально в полуметре от него остановилась серая «Десятка».

– Жить надоело? Так, пойди, повесься! – заорал водитель, высовывая голову в окно.

– Правила прочитай, придурок, – лениво ответил Трубопроводов.

Его взгляд случайно упал на номер машины: 691. В душе что-то зашевелилось: это было похоже на знак. Выходить из машины водитель не решился, ограничился банальным набором ругательств, которые Трубопроводов пропустил мимо ушей. У входа в магазин, а Трубопроводов шел купить себе что-нибудь пожрать, он столкнулся с сухим невысоким и весьма подвижным старичком характерной наружности.

– Представляете, молодой человек, – сказал вдруг тот, – эти христиане не почитают своего Христа-таки за человека.

Произнеся эти слова, старичок сел в припаркованную возле магазина машину.

В очереди в кассу перед Трубопроводовым стояли две девицы. У одной из них, огненно-рыжей, с запоминающимся красивым лицом, на блузке красовался значок с головой Ленина в пентаграмме цвета крови.

– Если патриотизм– это служение государственному режиму с постановкой его во главу угла, как ценность номер один, то я – антипатриотка! – горячо сказала она своей подруге, неброской крашеной блондинке.

Сердце Трубопроводова бешено забилось. Расплатившись, он пошел следом за девчатами, моля Богиню, чтобы они не сели в машину. К его радости, они вошли в кафе, где можно было поесть сладостей с чаем или кофе. Трубопроводов занял соседний столик.

– Тупо понимать жизнь, как способ существования особого рода органической материи, направленный на модификацию цепи ДНК, – вещала теперь блондинка, поедая пирожное, – равносильно считать кандалы и повязку на глазах неотъемлемой чертой человеческой природы. Настоящая жизнь течет за пределами физической вселенной, и я пытаюсь, подобно Дону Хуану или Будде, выйти из этой тюрьмы белкового существования. В конце концов, Шива не только разрушитель, но и любовник.

Её речь прервало появление двух молодых людей, которые сели за столик к девчонкам.

– Как поживают насрально-ментайные тела? – спросил один из них.

Его слова заставили блондинку надуться.

– Поехали лучше в клуб, – предложил второй.

– Я с этим уродом никуда не поеду! – заявила блондинка.

Поняв, что ничего интересного больше не будет, Трубопроводов отправился к себе домой.

По дороге он решил восстановить свои дневники, которые остались там, в том мире.

Пусть не надолго, но жизнь для него вновь обрела смысл. Все свободное время он тратил на дневник, а когда становилось совсем уже невмоготу от усталости, шел гулять в парк.

Был конец мая. Холод сменила жара. Трубопроводов сидел в открытом кафе, пил чай и думал над очередной страницей текста. Выглядел он (Трубопроводов), мягко говоря, неважно. Всклокоченные волосы, давно уже мечтающие об услуге парикмахера, помятые штаны, небритая рожа, красные глаза…

– Можно присесть за ваш столик? – услышал он знакомый голос.

– Ты?!!! – он уставился на Кобылу, одетую по последней кобыльей моде, – ты не представляешь, как я рад тебя видеть!!!

– Вот, только, избавь меня от этих проявлений инфантильно-пафосной зоофилии, у меня к тебе серьезный разговор.

– Может, пойдём ко мне?

– А чем тебе плохо здесь?

– Нас могут увидеть.

– Ты что, завёл себе другую кобылу и боишься ревности? Так, мы не ревнивы, – в словах Кобылы прозвучала неприкрытая усмешка.

– Ты права, – согласился с ней Трубопроводов.

– Учишься жонглировать словами? – спросила Кобыла, заглянув к нему в тетрадь.

Трубопроводов не ответил.

– Слова, мой друг, – продолжила она, – это ментальное говно или непереваренные остатки понимания. Хуже слов могут быть только цитаты, которые, если следовать этой аналогии, есть не что иное, как ментальная блевота, отрыгнутая в результате несварения загруженной в сознание информации. Поэтому написание слов – это попытка законсервировать свое говно, а это уже было в истории искусств.

– Хочешь сказать, что интеллектуальное общение – это особый акт капрофагии или говноедства, во время которого интеллектуалы пожирают продукт совместных выделений?

– Хорошая мысль. Ты взрослеешь.

– Так случилось, – вернулась к разговору Кобыла, заказав себе коньяк, – что, начав говорить, люди стали рабами собственного языка. И нами управляют те, кто стоит у истока безмерной реки слов и грамматики, те, кто создает, формирует и выращивает язык. Именно они создают вселенную, которая есть не что иное, как совокупность внешних и внутренних коммуникаций носителей языка. Наш мир состоит из слов, и, если в твоем языке нет слова «камень», ты никогда не сможешь узнать, что заставило тебя споткнуться.

Причём, содержание речи, как утверждают специалисты НЛП, играет далеко не первую скрипку в этом концерте. Мне, лично, кажется, что содержание речи вообще существует, чтобы отвлекать носителей языка от того, что действительно имеет смысл, а именно, от СТРУКТУРЫ РЕЧИ. Кстати, именно интерес к структуре отличает работающую магию от одноименной фиготни. А работа с истинным или магическим именем человека – тоже далеко не пустое суеверие. Подобная магическая процедура возможна, только лишь, потому, что человек, практически, полностью отождествляется со своим, пусть, не всегда паспортным, именем.