Джо Хилл - Страна Рождества

— Старушка выпила слегка и проглотила паука — тот ерзает, щекочется, а ей загнуться хочется, — пел этот голос, высокий, фальшивый и на удивление глухой, словно слышимый издалека, через вентиляционную шахту.

Зиг поднял взгляд и увидел человека в противогазе, двигавшегося мимо открытой двери. Человек в Противогазе держал Жизель за волосы и тащил ее по коридору. Жизель, казалось, не возражала. На ней было аккуратное голубое льняное платье и в тон ему голубые туфельки на шпильках, но, пока Жизель волочили, одна из туфелек сползла и упала с ноги. Человек в Противогазе намотал себе на кулак ее длинные каштановые волосы, тронутые сединой. Глаза у нее были закрыты, а узкое, худое лицо оставалось безмятежным.

Человек в Противогазе повернул голову и посмотрел на него. Зиг никогда не видел ничего более ужасного. Это было как в том фильме с Винсентом Прайсом, где ученый скрестил себя с насекомым[102]. Его голова была черной резиновой грушей с блестящими линзами вместо глаз и уродливым клапаном вместо рта.

Что-то не так было в мозгу у Зига, что-то, может быть, худшее, чем инсульт. Может ли инсульт вызывать галлюцинации? Это же один из его раскрашенных гуннов, вышедший прямо из его диорамы мясорубки под Верденом, похищал его жену. Может, поэтому Зиг изо всех сил пытался удержаться на ногах. Гунны вторгались в Хэверхилл и обстреливали улицы снарядами с горчичным газом. Хотя пахло не горчицей. Пахло пряниками.

Человек в Противогазе поднял палец, давая понять, что скоро вернется, затем пошел дальше по коридору, таща Жизель за волосы. Он снова запел.

— Одна старушка не со зла, — пел Человек в Противогазе, — однажды слопала козла. Открыла пасть — и все дела, взяла да слопала козла. Так жадность сучку довела!

Зиг осел на табурет. Ноги — он не чувствовал своих ног. Подняв руку, чтобы утереть пот с лица, он ткнул пальцем себе в глаз.

По полу мастерской протопали сапоги.

Зигу потребовалось усилие воли, чтобы поднять голову. Было такое чувство, словно на макушке у него балансирует большая тяжесть, двадцатифунтовая чугунная чушка.

Уперев руки в бока, Человек в Противогазе стоял над моделью битвы при Вердене, глядя на испещренные воронками руины, переплетенные колючей проволокой. Зиг наконец узнал одежду этого типа: на нем был промасленный комбинезон мастера по ремонту кондиционеров.

— Человечки, маленькие человечки! — сказал Человек в Противогазе. — Люблю мелюзгу! Ни в скалы, что открыты, ни в чащи, где ни зги, на зверя не ходи ты — побойся мелюзги[103]. — Он посмотрел на Зига и добавил: — Мистер Мэнкс говорит, что я рифмующий демон. А я говорю, что я просто поэт, а раньше этого не знал. Сколько лет вашей жене, мистер?

У Зига не было намерения отвечать. Он хотел спросить, что этот ремонтник сделал с Жизель. Но вместо этого он сказал:

— Я женился на ней в 1976 году. Моей жене пятьдесят девять. Она на пятнадцать лет моложе меня.

— Ну и хват же вы! Ограбили колыбельку. Детей нет?

— Нет. У меня в голове мурашки.

— Это севофлуран, — сказал Человек в Противогазе. — Я закачал его через ваш кондиционер. Я и так вижу, что у вашей жены никогда не было детей. Такие твердые маленькие сиськи. Я их потискал и могу доложить вам, что у рожавших женщин этаких сисек не бывает.

— Зачем вы это делаете? Почему вы здесь? — спросил Зиг.

— Вы живете через улицу от Вик МакКуин. И у вас есть гараж на две машины, но всего один автомобиль, — объяснил ему Человек в Противогазе. — Мистер Мэнкс вот-вот вернется, и у него будет место для парковки. Колеса у «Призрака» крутятся, крутятся, колеса у «Призрака» крутятся день-деньской.

Зиг де Зут начал замечать последовательность звуков — шипение, царапанье и глухой удар, — повторяющуюся снова и снова. Он не мог понять, откуда они исходят. Казалось, они пребывают у него в голове, как раньше какое-то время казалось, что пение Человека в Противогазе раздается у него в его голове. Шипение, царапанье, глухой удар — это теперь заменяло ему мысли.

Человек в Противогазе смотрел на него сверху вниз.

— А вот у Виктории МакКуин, похоже, парочка настоящих материнских сисек. Вы их видели лично. Что вы думаете об ее сиськах?

Зиг уставился на него. Он понимал, о чем спрашивает Человек в Противогазе, но не мог сообразить, как ответить на такой вопрос. Вик МакКуин было всего восемь лет; в сознании Зига она снова стала ребенком, девочкой с мальчишеским велосипедом. Время от времени она заходила к нему раскрашивать фигурки. Приятно было наблюдать за ее работой — она раскрашивала человечков с тихой преданностью, сузив глаза, как будто щурилась, заглядывая в длинный туннель и пытаясь увидеть, что там, на другом конце.

— Это же ее дом вон там, через улицу, верно? — спросил Человек в Противогазе.

Зиг не хотел ему говорить. Не хотел идти на коллаборационизм. Ему в голову пришло именно слово «коллаборационизм», а не «сотрудничество».

— Да, — услышал он собственный голос. Потом добавил: — Почему я вам это сказал? Почему я отвечаю на ваши вопросы? Я не коллаборационист.

— Это тоже севофлуран, — сказал Человек в Противогазе. — Вы не поверите, какие вещи порой говорили мне люди, которым я давал подышать добрым старым пряничным дымом. Одна старушка, которой, самое меньшее, было шестьдесят пять лет от роду, сказала мне, что кончила всего раз в жизни, когда ей засадили в задницу. Шестьдесят пять лет! Тьфу, да же? Будешь ли нежить, будешь ли тешить в шестьдесят пять лет![104] — Он захихикал — это был невинный, захлебывающийся смех ребенка.

— Это сыворотка правды? — сказал Зиг. Ему потребовалось основательное усилие, чтобы озвучить этот вопрос: каждое слово было ведром с водой, которое приходилось с трудом доставать из глубокого колодца вручную.

— Не совсем, но этот газ, конечно, высвобождает подсознание. Размягчает его для внушения. Подождите, вот скоро ваша жена начнет приходить в себя. Станет лакомиться моим членом, словно это ее обед, а она пропустила завтрак. Она просто будет считать, что так и надо! Не беспокойтесь. Я не заставлю вас смотреть. К тому временем вы будете мертвы. Слушайте: где Вик МасКуин? Я целый день наблюдал за домом. Там, похоже, никого нет. Она что, уехала на лето, да? Это была бы досада. Для головы и зада!

Но Зигмунд де Зут не ответил. Он отвлекся. До него наконец дошло, что такое он слышал, что производило это шипение, это царапанье, этот глухой стук.