Уильям Блэтти - Изгоняющий дьявола

– Продолжайте.

Детектив вздохнул и посмотрел на реку.

– Я говорил... – Он засопел, потом почесал лоб большим пальцем. – Я говорил, что... Ну, давайте предположим, что я работаю над одним делом, отец Каррас. Речь идет об убийстве.

– Дэннингс?

– Нет, я говорю чисто гипотетически. Считайте, что вы об этом ничего не знаете. Ничего.

Каррас согласно кивнул.

– Убийство похоже на ритуальное жертвоприношение, – хмуро продолжал детектив, медленно подбирая слова. – Давайте предположим, что в доме живут пять человек, и один из них убийца. И я знаю об этом совершенно точно. – Он медленно повернул голову. – Но вот проблема... Все улики – понимаете? – указывают на ребенка, на маленькую девочку лет десяти, может быть, двенадцати... Далее. В этот дом приходит священник, очень известный, и, так как это дело чисто теоретическое, я, святой отец, чисто теоретически предположил, что священник вылечил однажды очень специфическую болезнь. Болезнь, кстати сказать, психическую.

Каррас почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

– И еще здесь замешан сатанизм... плюс сила. Да, невероятная сила. И эта выдуманная девочка могла, например, свернуть взрослому человеку шею. Да, ей это было вполне под силу. – Он кивнул головой. – Да, да... Теперь вопрос. – Киндерман в задумчивости наморщил лоб. – Видите ли... Девочка здесь ни при чем. Она сумасшедшая. И всего лишь ребенок. Ребенок! И все же ее болезнь... Девочка может быть опасна. Она может убить кого-нибудь еще. Вот в чем проблема. Что делать? Я имею в виду, теоретически. Забыть об этом? Забыть и надеяться... – Киндерман замялся, – на то, что она поправится? Или... Святой отец, я не знаю... Это ужасное решение, просто ужасное. И мне не хотелось бы принимать его. Как правильно поступить в таком случае? Я имею в виду теорию. Как вы считаете?

Некоторое время иезуит боролся со своими противоречивыми чувствами, злился на себя за то, что снова ощутил страшный груз. Потом, встретив прямой взгляд Киндермана, тихо ответил: – Я бы оставил решение вопроса тем, кто более компетентен.

– Я полагаю, что они это сейчас и решают. Я знал, что вы мне именно так ответите. Ну, мне пора, а то миссис Киндерман начнет нервничать и твердить, что вот опять обед стынет! Спасибо вам, святой отец. Мне сейчас легче... гораздо легче. Да, кстати, вы мне не откажете в любезности? Если встретите человека по имени Энгстром, скажите ему: «Эльвира в больнице, у нее все в порядке». Он поймет. Передадите? Если, конечно, вы его встретите.

Каррас удивленно посмотрел на него.

– Обязательно, – сказал он. – Обязательно.

– Послушайте, а когда же мы с вами сходим в кино, святой отец?

Иезуит опустил глаза и пробормотал:

– Скоро.

– "Скоро". Вы, как тот раввин, который говорит о мессе всегда только «скоро». Послушайте, сделайте мне еще одолжение. Прекратите этот бег по стадиону, хотя бы ненадолго. Ходите, просто ходите. Сбавьте темп! Вы мне обещаете?

– Обещаю.

Детектив сунул руки в карманы и смиренно уставился в землю.

– Понятно, – вздохнул он. – Скоро. Всегда только «скоро».

Перед тем как уйти, Киндерман положил руку на плечо иезуиту и крепко сжал его.

– Элия Казан шлет вам поклон.

Некоторое время Каррас наблюдал, как он шел по улице. Наблюдал с удивлением. С любовью. И поражался тем изменениям, которые могут происходить в сердце человека. Он прижал кулак к губам и почувствовал, как печаль исторгается из груди и затуманивает глаза. Взглянув на окно Реганы, он решил вернуться в дом.

Дверь открыла Шарон, держа в руках испачканное белье. Она извинилась:

– Я несла это вниз постирать.

Глядя на нее, он подумал было о кофе, но тут же услышал, как наверху бес орет на Мэррина. Он двинулся к лестнице, но вдруг вспомнил о Карле. Где он сейчас? Дэмьен пошел на кухню, но Карла там не было. Только Крис сидела за столом и разглядывала... альбом?

Приклеенные фотографии, вырезки из газет. Она закрывала голову руками, и Каррас не смог разглядеть выражения ее лица. – Извините, – тихо спросил Каррас. – Карл у себя?

Крис покачала головой:

– Он вышел, – Каррас услышал, что она всхлипнула. – Там есть кофе, святой отец. Вот-вот закипит. – Крис встала из-за стола и вышла из кухни.

Каррас перевел взгляд на альбом, подошел к столу и пролистал его. Он увидел фотографии маленькой девочки и с болью осознал, что смотрит на Регану: вот здесь она в день рождения, задувает свечки на торте, здесь сидит в шортах и маечке, весело помахивая рукой фотографу. Спереди на майке виднелась какая-то надпись, сделанная по трафарету: «Лагерь...» Дальше он не смог разобрать.

На следующей странице детским почерком на листке бумаги было написано:

"Если бы вместо обычной глины

Я могла бы взять самые красивые вещи,

Например, радугу,

Или облака, или песенку птицы,

Может быть, тогда, милая мамочка,

Если бы я все это перемешала,

Я бы по-настоящему вылепила тебя"

Ниже: «Я люблю тебя! Поздравляю с праздником!» и подпись карандашом: «Рэгс».

Каррас закрыл глаза. На сердце стало тяжело от случайной встречи с чужим прошлым. Он отвернулся и стал ждать, когда закипит кофе. Выкинь все из головы! Немедленно! Прислушиваясь к бульканью закипающего кофе, он почувствовал, как у него задрожали руки, жалость вдруг переросла в слепую ярость, в злость на эту болезнь, на эту боль, на страдания детей и на хрупкость тела, на чудовищную и непреодолимую разрушительную силу смерти.

«...Если бы вместо обычной глины...»

Злоба снова медленно превращалась в сострадание, в беспомощную жалость.

«...амые красивые вещи...»

Больше он не мог ждать. Он должен идти... Должен что-то сделать... помочь... попытаться...

Каррас вышел из кухни. Проходя мимо гостиной, он заглянул в дверь и увидел, что Крис лежит на диване и рыдает, а Шарон сидит рядом и пытается ее успокоить. Он отвернулся и пошел наверх, в спальню. Бес отчаянно ругал Мэррина:

– ...все равно ты бы проиграл! И ты знал это! Ты подонок, Мэррин! Скотина! Вернись! Вернись и... – Каррас перестал слушать.

«...или песенку птицы...»

Он посмотрел на Регану. Ее голова была повернута в сторону. Приступ бесовской ярости продолжался.

«...самые прекрасные вещи...»

Он медленно подошел к своему стулу, и только тогда заметил, что Мэррина в комнате нет. Когда же Дэмьен направился к Регане, чтобы измерить давление, то споткнулся о распростертое на полу тело. Мэррин лежал возле самой кровати, безвольно раскинув руки, лицом вниз. В ужасе Каррас опустился на колени, перевернул тело и увидел страшное, посиневшее лицо. Он взял его за руку в надежде нащупать пульс. Жгучая, невыносимая боль пронзила его сердце: Мэррин был мертв!