Покой - Джин Родман Вулф

– Как американка.

– Сбавь скорость – наш дом посередине следующего квартала, кирпичный, с розовыми кустами. Я считаю, что похожа на славянку. Так много чертовых поляков и русских смешалось с нами, что теперь мы – это они. Мы не ходим в храм, знаешь? Не питаемся кошерно и все такое прочее. Просто не едим свинину. Вот и все. Папа завтракает в ресторане, официантка спрашивает: «Сосиску?» – а папа такой: «Нет». Следующий дом, где в окне свет горит.

Миссис Голд (которая велела мне называть ее Салли) встретила нас в дверях. В ней было что-то птичье и что-то британское; думаю, она знала, зачем я пришел, но хотела сохранить иллюзию, что это не так.

– Мой сын Аарон работает на вас, не так ли? – спросила она. – Надеюсь, с ним все хорошо?

Я сказал, что Аарон работает со мной, а не на меня, и что мой визит не имеет к нему никакого отношения – я приехал повидаться с ее мужем по делу.

– Лу у себя в кабинете – я проверю, захочет ли он поговорить с вами.

Она быстро пошла прочь, держась очень прямо.

Шерри сказала:

– Я не думаю, что Рон вернулся домой, иначе мы бы его услышали.

– Уверен, Рон сам о себе позаботится.

– Да, но она тревожится. Послушай, я сейчас пойду спать, ей будет лучше, если меня не будет рядом. В вазе фрукты, и она принесет тебе чай, как только вернется, – она всегда так делает.

Шерри поднялась наверх, шурша юбкой и мелькая ногами, послала мне воздушный поцелуй с верхней части перил.

– Очень смело для девочки ее возраста, – сказала мать, возвращаясь.

Откуда-то над нашими головами:

– Да уж, смелее некуда!

– Иди спать! Смелее некуда. В этом есть что-то особенное, не так ли? Как старый боевой клич. Солдаты отказались от боевых кличей, а было бы интересно узнать, когда это случилось и почему. Знаете ли вы, что кричали воины Давида, когда атаковали филистимлян?

Я покачал головой.

– Я тоже не знаю. Но Лу хотел бы узнать – он интересуется такими вещами. Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала. У меня есть ученая степень – я преподавала в Британии и работала как учитель на замену здесь, – а у него ее нет, но он намного превосходит меня; он самый образованный из всех, кого я знаю.

– Я бы хотел с ним поговорить.

– Он сказал, что можно, он с вами встретится. Я лишь хотела сперва кое-что сказать вам про него; он необычный человек.

Я заверил, что не считал его обычным.

– Мне кажется, вы тоже не совсем обычный человек.

Она склонила голову набок и посмотрела на меня, как на подозрительного червя. В доме было слишком тепло; маленькая женщина, похожая на птичку, жара и, возможно, каучуковое растение в углу, а также узор из переплетенных зеленых усиков на обоях создавали ощущение, что я нахожусь в искусно сделанном птичнике.

– Я самый обыкновенный человек. Обыкновеннее не бывает.

– Я так не думаю, – она внезапно рассмеялась. – Я похожа на цыганку с картами?

– Есть немного.

– Знаете, а мы это умели. То, что делали цыгане. На самом деле, мы могли бы сделать это лучше – мы появились в Европе раньше, у нас были те же преимущества, что и у них, – более сложная культура, смуглая внешность, которую славяне, скандинавы, кельты и тевтоны находили такой зловещей. И у нас было несоизмеримое преимущество – мы дали Европе религию, но сами ее не приняли. Мария, Мария Магдалина, Иисус, Иуда, Петр, даже Симон Волхв – все они были евреями, знаете ли. Подумайте, что можно было бы с этим сделать. Цыгане притворяются, что предсказывают будущее, а ведь все пророки были из наших – Моисей, Иоиль, Самуил, все они… ох, прошу прощения. Вы хотели увидеть моего мужа.

– Начинаю задаваться вопросом, почему вы не хотите, чтобы я вошел.

– Увы, я просто оттягиваю беду. Люди не понимают Лу. Он великий человек, но его призна́ют только через сто лет после смерти.

Я хотел сказать, что это относится ко всем; наши жизни нельзя рассматривать отстраненно, пока они не будут наполовину забыты, как картины, на которые можно взглянуть непредвзято, лишь когда художники давно мертвы; но я промолчал.

– И все же вы необычный человек. Я забыла сказать, что мы наделены одним по-настоящему важным свойством – особой чувствительностью, умением видеть ауру. – Она помолчала, наблюдая за мной, затем сказала: – Кабинет Лу дальше по коридору, первый слева от вас. На самом деле это гостевая спальня.

Я кивнул и постучал в дверь, когда дошел до нее. Ответа не последовало, поэтому я повернул ручку и вошел. Мистер Голд, в пижаме и домашнем пиджаке, сидел в кожаном моррисовском кресле; его ноги покоились на обтянутом кожей пуфике, обутые в старомодные красные ковровые туфли. Очки в золотой оправе были (как всегда) на положенном месте, а на коленях лежала тяжелая книга.

– Что вас задержало? – спросил он и тут же добавил: – Знаю – это Салли. Садитесь, мистер Вир.

Я сел в большое, потертое, удобное кресло.

– Моя дочь поговорила с вами, не так ли?

Я кивнул.

– Салли сообщила. Шерри слишком беспокоится обо мне. И Салли тоже.

Я сказал:

– Учитывая ваше хобби, я их не виню.

– Вы думаете, меня могут отправить в тюрьму… По правде говоря, я сомневаюсь, мистер Вир. Я обдумывал этот вопрос с тех пор, как вы покинули мой магазин сегодня днем, и настроен довольно скептически. Однако в некотором смысле было бы интересно оказаться подсудимым. Думаю, цены на мои книги взлетели бы.

– Видимо, вы правы, но вас не арестуют – по крайней мере, не из-за меня.

– Значит, Шерри вас отговорила.

– Мне нравится думать, что я отговорил себя сам – по крайней мере в основном. Вы действительно причиняете вред, мистер Голд; вы определенно причинили вред Лоис и мне. Но все мы причиняем реальный вред, и большинство из нас не делают это так стильно, как вы.

– Понимаю. – Он кивнул и закурил сигарету. – Нас гораздо больше, чем вы думаете, мистер Вир. И мы появились давным-давно. Многие из старых книг, которые вы принимаете за подлинные, потому что видите их повсюду, на самом деле являются перепечатками оригинальных трудов таких людей, как я, – некоторые из нас работали много сотен лет назад.

– Вы это знаете или выдумываете?

– У меня есть все основания в это верить. И книги не единственная наша тема. Я полагаю, все знают историю