Клайв Баркер - Сотканный мир

— Ваш прадед был поэтом? — спросил Лемюэль. Он почти укорял Кэла за то, что гость не упомянул о таком факте.

— Верно, — кивнул Кэл.

— Разве вы не можете прочитать нам стихотворение вашего прадеда? — предложил Лемюэль.

Кэл на секунду задумался. Он ясно понял, что ему не дадут выйти из круга, если он не заплатит за свою жадность хотя бы символически, а предложение Лемюэля было не так уж плохо. Много лет назад Брендан научил Кэла паре отрывков из творений Безумного Муни. В то время Кэл нашел в них мало смысла — ему было лет шесть, — однако их ритм завораживал.

— Ковер в вашем распоряжении, — произнес Лемюэль и отступил в сторону, пропуская Кэла на сцену.

Кэл еще не успел мысленно пробежаться по строчкам — все-таки он учил их двадцать лет назад, — как уже стоял на ковре, глядя на зрителей сквозь ряд мерцающих огней.

— Мистер Ло сказал правду, — начал он, полный сомнений. — Мой прадед…

— Погромче! — крикнул кто-то.

— Мой прадед был поэтом. Я попытаюсь прочесть одно его стихотворение. Не знаю, вспомню ли я, но буду стараться.

При этих словах раздались разрозненные аплодисменты, отчего Кэл растерялся еще сильнее, чем прежде.

— А как оно называется, это стихотворение? — спросил Лемюэль.

Кэл напряг память. В названии было еще меньше смысла, чем в самих стихах, когда он заучивал их, однако он все равно запомнил его бездумно, как попугай.

— Стихотворение называется «Шесть банальностей», — произнес он.

Язык Кэла воспроизвел слова быстрее, чем разум успел сдуть с них пыль.

— Читайте же, мой друг, — произнес хозяин сада.

Публика затаила дыхание, только пламя металось в плошках по периметру ковра. Кэл начал.

— Любови часть…

Одно жуткое мгновение разум был абсолютно пуст. Если бы кто-то сейчас окликнул его по имени, он не сумел бы ответить. Два слова, и Кэл начисто лишился дара речи.

В тот панический момент Кэл осознал, что больше всего на свете хочет произвести приятное впечатление на это чудесное собрание, хочет показать, как он счастлив находиться среди них. Но его проклятый язык…

Где-то в глубине мозга поэт произнес:

«Давай, мальчик. Расскажи им, что знаешь. Не пытайся вспоминать. Просто рассказывай!»

Кэл начал снова, на этот раз не запинаясь, а с полной уверенностью, как будто прекрасно помнил все строчки. И, черт побери, так оно и было. Слова легко выходили из его уст, он говорил таким звучным голосом, какого никогда в себе не подозревал. Голосом барда он декламировал:

Любови часть — невинность,Любови часть есть блуд,А часть любови — молоко,Что киснет, как прольют.Любови часть — сочувствие,Любови часть — сумах,А часть любви — предчувствиеВозврата плоти в прах.

Восемь строк, и все они произнесены. Кэл стоял, а слова эхом отдавались у него в голове; он был рад, что сумел дочитать без запинки, и в то же время мечтал, чтобы стихи продолжались. Он поднял глаза на слушателей. Больше никто не улыбался, все странно смотрели на него изумленными глазами. В первую секунду Кэл забеспокоился, не оскорбил ли он их чем-то. Но затем раздались аплодисменты. Все хлопали, поднимая руки над головами. Послышались одобрительные крики и свистки.

— Чудесное стихотворение! — сказал Ло, от души аплодируя. — И чудесно исполнено!

С этими словами он снова вышел из толпы зрителей и дружески обнял Кэла.

«Ты слышал? — спросил Кэл поэта у себя в голове. — Ты им понравился».

И в ответ пришел еще один поэтический отрывок, как будто только что сочиненный Безумным Муни. Кэл не стал читать его вслух, но явственно услышал:

Простите мне мои грехи!Чтоб вас развлечь, пишу стихи!

До чего же это чудесное занятие — развлекать публику! Кэл тоже обнял Лемюэля.

— Не стесняйтесь, мистер Муни, — предложил хозяин сада, — угощайтесь, ешьте фрукты сколько пожелаете.

— Благодарю, — сказал Кэл.

— А вы были знакомы с поэтом? — спросил Ло.

— Нет, — ответил Кэл. — Он умер до моего рождения.

— Разве умер тот, чьи слова и чувства до сих пор вызывают трепет? — возразил мистер Ло.

— Это правда, — согласился Кэл.

— Конечно, правда. Могу ли я в такую ночь лгать?

Сказав это, Лемюэль вызвал из толпы кого-то еще, и на ковер вышел новый исполнитель. Отступая за ряд огней, Кэл ощутил укол ревности. Он мечтал о повторении того захватывающего мига, желал снова ощутить, как его речи завораживают публику, трогают сердца и оставляют след в душах. Он мысленно пообещал себе выучить что-нибудь еще из стихов Безумного Муни, как только окажется дома. И когда он попадет сюда в следующий раз, у него наготове будут новые чудесные строки.

Его то и дело целовали и жали ему руку, пока он пробирался через толпу. Когда он снова посмотрел на ковер, то с удивлением обнаружил, что следующий номер исполняют Боуз с Ганзой. Еще сильнее он удивился, осознав, что они обнажены. Их нагота была совершенно лишена эротизма — такая же чопорная, как сброшенная ими одежда. Никто из зрителей не выказывал ни малейшей неловкости, все смотрели на пару так же серьезно и выжидающе, как до того на Кэла.

Боуз с Ганзой разошлись на противоположные стороны ковра, постояли мгновение, затем развернулись и начали сходиться. Они медленно сближались, пока не соприкоснулись: нос к носу, губы к губам. У Кэла промелькнула мысль, что это все-таки эротический номер, пусть и не совпадающий с его представлениями об эротике, поскольку партнеры продолжали сближаться. Точнее, если верить глазам, они продолжали вдвигаться друг в друга, лица их исчезали, торсы и конечности сливались, пока не осталось одно тело, а головы не превратились в один гладкий шар.

Иллюзия была полная. Но это еще не все: Боуз и Ганза не останавливались, они двигались вперед, и теперь их лица проступали из затылков друг друга, словно кости их сделались мягкими, как пастила. А они все продолжали движение, пока не стали похожи на сиамских близнецов, сросшихся спинами. Общая голова разделилась, и возникло два лица.

А потом, словно увиденного было недостаточно, фокус перешел в следующую фазу: во время этого движения оба поменяли пол, чтобы в итоге занять — снова разделившись — места друг друга.

Это и есть любовь, как сказала обезьянка. Теперь Кэл получил доказательство ее слов, воплощенное телесно.

Актеры раскланивались, звучали овации. Кэл отошел от толпы и устремился под деревья. Смутные мысли роились в его голове. Первая: он не может торчать здесь всю ночь, надо отыскать Сюзанну. Вторая: было бы разумно найти себе проводника — может быть, подойдет обезьяна?