Виктор Точинов - Пятиозерье

— Я слышал про людей, в присутствии которых гораздо чаще ломаются всевозможные приборы, — вспомнил Пробиркин. — Лампочки постоянно перегорают, компьютеры зависают и тому подобное... Причем всё это не подчиняется воле уникума. Само собой происходит. И ничего тут не сделаешь, единственный выход — держать их подальше от техники.

— Тут не тот случай. Когда в присутствии человека начинают перегорать и зависать мозги у других людей — что тут делать? Сослать его на необитаемый остров? А если корабли начнут тонуть, мимо проплывающие? От неизбежных на море случайностей... Нет, надо действовать решительно.

Доктор посмотрел на нее с удивлением.

— Ты что, хочешь, как Святая Инквизиция, — раз, и... — Конец фразы он заменил характерным жестом — словно что-то кому-то откручивал.

Теперь удивилась Света.

— Сережа... Я лишь предлагаю понять, с чем мы имеем дело. И — помочь мальчику от этого избавиться.

— И с чем же, по твоему? И — как избавиться?

— Мне кажется, в него вселилось нечто.

Сергей долго и недоуменно смотрел на нее. И не мог понять, шутит Света или нет. Когда понял, что места шуткам тут не осталось, решительно кивнул головой:

— Я считаю то же самое. Но... Просто... Боялся сказать. Думал — решишь, что я того... — Он повертел пальцем у виска.

— Мы оба «того», Сережа, — обреченно сказала Света. — Давай подумаем, как можно вылечиться. Расскажи, пожалуйста: как изгоняют из людей засевшие в них сущности? Не в дебиловатых сериалах и фильмах, а в источниках, которые ты считаешь хоть немного заслуживающими доверия? Молитвы? Библия? Святая вода?

— Насколько я понимаю, дело не в произносимых словах, и не в используемых предметах... Изгоняющий должен свято верить, что внутри одержимого сидит бес, изгнать которого ему по силам. Святая вода или молитва поддерживают и усиливают эту веру, не более...

Слова Пробиркина совпадали с мыслями самой Светы. Молитв она не знала, икон или даже нательного крестика не имела. Томик Библии стоял, правда, на книжной полке — но она сомневалась, что книжица, изданная баптистами за границей и бесплатно раздаваемая у станций метро, сможет усилить ее веру... То же относилось к иконкам и прочим аксессуарам схожего плана, которые наверняка можно купить в любой церковной лавочке...

Святая вода как-то вызывала у Светы большее доверие.

Глава 2

10 августа, 11:30, лесная дорога

«Уазик» наконец завелся.

Вершинин вылез из кабины, захлопнул капот и старательно вытер руки тряпкой.

Очередная проблема с зажиганием была успешно решена, но отняла у старшины почти два часа. А он и без того не поехал в «Бригантину» напрямую, попытавшись сделать круг лесными дорогами и срочно отправить обратно в лагеря всех встреченных игроков в «Зарницу».

Как и многие другие благие намерения, привело это к результатам противоположным — зажигание накрылось. В итоге сидевший без телефонной связи Боровский, начальник «Бригантины», так и остался непредупрежденным.

«Зарница» же, по всему судя, шла полным ходом: копаясь в двигателе, участковый несколько раз слышал в отдалении «Ура-а!» и изображающие автоматную очередь «тра-та-та-та» в исполнении звонких мальчишечьих голосов.

Бросать машину и отправляться сквозь заросли на поиски юных вояк Вершинин не стал. Лишь сам себе пообещал обеспечить Горловому, не внявшему предупреждению, крупные неприятности.

(Тут он оказался неправ. Начальник лагеря послал в лес Дениса Цветкова и еще двоих человек с приказанием прекратить игру. Другое дело, что найти многих рассеявшихся по лесу игроков сразу не удалось. А крупные неприятности назревали у Горлового и без участия старшины.)

Вершинин опустил закатанные рукава форменной рубашки, со вздохом натянул китель, совершенно нелогично обругал синоптиков, опять не обещавших на грядущую неделю ни дождя, ни мало-мальского падения температуры. Жару старшина переносил плохо...

Он с трудом застегивал ремень с кобурой (черт! опять не проколол лишних дырочек...), когда рядом, за поворотом дороги, послышались два голоса. Один что-то доказывал, истерично и малоцензурно; другой, более низкий, возражал коротко и уверенно.

«Мать твою! Никак вышли прямо на меня, — подумал Вершинин. — Доездился по лесу... если они, то должно быть четверо... и четыре ствола, между прочим».

Вершинин скользнул в кусты, отделявшие его от обладателей голосов. Грузное тело двигалось легко, даже изящно — ни хруста, ни шороха. Хорошо смазанный затвор табельного «Макарова» передернулся почти бесшумно, досылая в ствол патрон.

Спорившие не шли, они стояли на дороге, на поросшем серым лесным мхом промежутке между двумя песчаными колеями. Оба с оружием, в непонятной униформе — не военной и не милицейской.

Вершинин взял на прицел ближнего. Одновременно торопливо повел взглядом вправо-влево: где еще двое? На видимом участке дороги никого не было.

Старшина снова уперся взглядом поверх ствола в темное пятно пота на спине противника. Тот как раз повернулся в его сторону, и...

И, вполголоса выругавшись, Вершинин поставил на предохранитель и опустил в кобуру пистолет.

«Ну и цирк, — подумал он, — надо же такому примерещиться. Не узнал орлят Горлового... Вот вышел бы фокус, если б я кого-нибудь из них... ведь видел, что автомат у него неправильный какой-то, игрушечный...»

Закинутый за спину «Калашников» второго парня, на игрушку похожий мало, Вершинин не разглядел.

10 августа, 11:30, ДОЛ «Варяг»

Рыжий боец дрался до последнего.

Он не мог издать ни звука, не мог двигаться — шаги кота после беспощадного удара Горлового оказались последними. Но изуродованное тело не желало сдаваться и умирать, сражаясь со смертью с той обреченной яростью, которая когда-то заставляла здоровенных псов убегать, поджав хвосты.

Кот прожил весь вечер и всю бесконечно-долгую ночь. Когда первые лучи восходящего солнца осветили отсыревшую, слипшуюся от росы рыжую шерсть, — по ней пробежала легкая дрожь. Чубайс был еще жив.

Когда наконец раздались знакомые шаги, он их не слышал, почувствовал только, как твердые, заскорузлые ладони бережно подняли его и осторожно перевернули. Кот последним усилием открыл глаза, глянул в синее небо, показавшееся отчего-то в этот миг красным, — и умер.

Помертвевшего лица Степаныча он уже не увидел.

...Звуки раздавались непривычные и странные, как собственный голос, впервые услышанный в магнитофонной записи; они царапали гортань и цеплялись за зубы:

— С-с-съэк-к-к-оном-м-м-м-мить... р-р-р-решил-л-л-ла... на в-в-в-вет-т-т-терин-н-наре, су-ука... — Последнее слово Степаныч произнес нараспев и почти не заикаясь.