Абрахам Меррит - Корабль Иштар

Сатана рассмеялся; лицо его при этом оставалось неподвижным, но глаза дрожали.

— Устаревшие методы, — сказал он. — Я отказался от них после своих встреч с покойным доктором Фаустом.

— Возможно, вы считаете, что я и есть покойный доктор Фауст, — вежливо обратился ко мне Консардайн. — Нет, вовсе нет, и еще, — он лукаво взглянул на меня, — помните: Ева — не Маргарита.

— Скажем, не ваша Маргарита, — поправил Сатана.

Я чувствовал, как кровь ударила мне в лицо. И опять Сатана рассмеялся. Они играют со мной, эти двое. Но в игре все время присутствует зловещая нота, это несомненно. Я чувствовал себя, как мышь между двух кошек. И подумал, что девушка тоже очень похожа на такую мышь.

— Да, — это звучный голос Сатаны, — да, я стал гораздо современнее. Я по-прежнему покупаю души, это верно. Или беру их. Но я не так неумолим в своих условиях, как в древности. На определенные периоды я могу сдать души в аренду. И за работу я плачу очень хорошо, Джеймс Киркхем.

— Не пора ли перестать обращаться со мной, как с ребенком? — холодно спросил я. — Я признаю все, что вы сказали обо мне. И верю всему, что вы говорили о себе. Я допускаю, что вы — Сатана. Хорошо. Но что из этого?

Наступила пауза. Консардайн зажег сигару, налил себе бренди и отодвинул в сторону подсвечник, стоявший перед ним; я думаю, он это сделал, чтобы лучше видеть мое лицо. Сатана впервые за все время оторвал свой взгляд от меня и посмотрел куда-то надо мной. Я вступил в третью стадию этой загадочной игры.

— Приходилось ли вам когда-нибудь слышать легенду о сияющих следах Будды-ребенка? — спросил меня Сатана.

Я отрицательно покачал головой.

— Именно она побудила меня отказаться от древних методов соблазнения душ, — серьезно продолжал он. — Поскольку она означает начало новой адской эпохи, эта легенда очень важна. Но для вас она важна и по другим причинам. Итак, слушайте.

Когда должен был родиться великий Будда, Гаутама Всезнающий, — нараспев говорил Сатана, — он был как драгоценный камень, горящий огнем в чреве его матери. Он так был полон светом, что тело его матери превратилось в светильник, а он сам был в этом светильнике святым пламенем.

Впервые в голосе Сатаны появились такие интонации, нечто вроде сардонической елейности.

— А когда пришло ему время родиться, он вышел из бока матери, который чудным образом закрылся за ним.

Семь шагов сделал ребенок Будда, прежде чем остановился перед поклонявшимися деви, гениями, риши и всей небесной иерархией, которая собралась вокруг. И остались семь сияющих следов, семь очертаний детских ступней, сверкающих, как звезды, на мягком газоне.

И вот! Когда Будде начали поклоняться, эти семь следов зашевелились, двинулись и пошли в разные стороны, открывая дороги, по которым позже пойдет Святой Будда. Пошли перед ним семь маленьких Иоаннов Крестителей — ха! ха! ха! — Сатана рассмеялся, хотя лицо оставалось застывшим, а губы неподвижными.

— Один след пошел на запад, другой — на восток, — продолжал Сатана. — Один на север, другой на юг. Они открывали пути к спасению для всех четырех сторон света.

Но как же остальные три? Увы! Мара, король иллюзий, с дурными предчувствиями следил за рождением Будды, потому что в свете слов Будды только правда имеет тень и тем самым может быть узнана, и все обманы, при помощи которых Мара держал в своих руках землю, становились бесполезными. Если победит Будда, Мара будет уничтожен. Королю иллюзий эта мысль не нравилась, поскольку больше всего он ценил развлечения, а для этого нужна власть. В этом, — продолжал Сатана, по-видимому, совершенно серьезно, — Мара был очень похож на меня. Но интеллект у него был гораздо слабее: Мара не понимал, что правда, которой искусно манипулируют, создает лучшие иллюзии, чем ложь. Однако…

Прежде чем эти три увальня смогли уйти далеко, Мара овладел ими!

А затем при помощи лжи, хитрости и колдовства Мара совратил их. Он научил их греховности, воспитал на великолепных обманах — и послал дальше!

Что же произошло позже? Что ж, естественно, мужчины и женщины шли за этими тремя. И дороги, которые они выбирали, были несравненно приятней, восхитительней, гораздо мягче, ароматнее и прекрасней, чем каменистые, жесткие, суровые, холодные пути, избранные неподкупными четырьмя. Кто же обвинит людей в том, что они шли за тремя? К тому же внешне все семь отпечатков были одинаковы. Различие, разумеется, выяснялось в конце. Души, которые следовали за обманчивыми тремя следами, неизбежно возвращались в самое сердце обмана, во внутреннюю сущность иллюзий, и там блуждали вечно; те же, что шли за четырьмя, обретали свободу.

И все больше и больше людей шли за порочными отпечатками, а Мара веселился. Пока не стало казаться, что уже не осталось никого, кто шел бы путем Просвещенного. Но Будда рассердился. Он отдал приказ, и четыре святых отпечатка устремились к нему со всех сторон света. Они выследили заблуждавшихся троих и захватили их.

Но тут возникло затруднение. Поскольку три заблуждавшихся были все же следами Будды, их невозможно было уничтожить. У них были свои неотъемлемые права. Но настолько глубоко их растлил Мара, что очистить их от этого зла тоже было невозможно.

И вот они в заключении до конца света. Где-то поблизости от грандиозного храма Боробудур на Яве есть меньший, скрытый храм. И в нем трон. Чтобы добраться до этого трона, нужно подняться по семи ступеням. На каждой ступени сияет один из детских отпечатков Будды. Один не отличим от другого — но как же они на самом деле различны! Четыре из них, святые, охраняют трех других, нечестивых. Храм тайный, и путь к нему полон смертельными опасностями. Но тот, кто останется живым и достигнет храма, может подняться к трону.

Но — поднимаясь, он должен поставить ногу на пять из семи сияющих отпечатков!

Послушайте, что произойдет после этого. Если три из пяти отпечатков, на которые он наступил, нечестивые, то когда он достигнет трона, все земные желания, все, что может предоставить король иллюзий, в его распоряжении. Естественно, цена — порабощение, а возможно, и уничтожение его души. Но если из пяти отпечатков три — святые, тогда он свободен от всех земных желаний, неподвластен судьбе. Носитель Света, сосуд Мудрости — его душа вечно с Пречистым.

Святой или грешник — вступивший на три нечестивых следа обладает всеми земными иллюзиями!

И грешник или святой — если он наступил на три святых отпечатка, он свободен от всех иллюзий, вечно благословенная душа в нирване!

— Бедняга! — пробормотал Консардайн.

— Такова легенда, — Сатана снова оторвал свой взгляд от меня. — Я никогда не пытался отыскать эти интересные следы. Они мне ни к чему. У меня нет желания превращать грешников в святых. Но легенда подала мне такую интересную мысль, какой я не помню… скажем, за много столетий.