Елена Таничева - Злая кровь

Она чувствовала, как вокруг сгущается сила, но не та, не яростная и разрушительная, что буйствовала на приеме у Князя города. Эта сила нарастала постепенно и пригибала, придавливала Аню к полу, будто чугунным прессом. Аня подумала, что больше не выдержит, что упадет без сил и будет раздавлена этой мощью. Но это значило бы нарушить ритуал и подвести Яна, поэтому Аня держалась. Почему Ян не предупредил ее, что будет так трудно?

Потом начали происходить чудеса, и Аня забыла о невидимом грузе на своих плечах.

Магический знак засиял ярким серебряным светом, словно начертанный не мелом, а фосфором. Непонятный отсвет, который Аня заметила в чашах с кровью, тоже вдруг стал ярче, и в какой-то миг кровь вовсе утратила привычный оттенок, она изменилась, она перестала быть кровью… или, по крайней мере, в ней невесть откуда появилась посторонняя примесь.

Сила больше не давила на Аню, сила спиралью скользила вокруг нее, разметав ее волосы. Это не было похоже на ветер, Аня не чувствовала ни тепла, ни холода. Но она ощущала прикосновения, мягкие, но вместе с тем и угрожающе опасные. Вот-вот эта сила войдет в нее и станет ее собственной — как только она произнесет необходимые слова.

Она посмотрела на Яна.

Тот стоял у края пентаграммы, глядя на Аню. Его фигура потеряла четкость очертаний, контуры размылись, будто запотели стеклянные стены, отгородившие Аню от мира.

— Пора, — услышала девушка его почему-то далекий голос. Скорее даже прочитала по губам.

И произнесла заготовленную фразу.

Произнесла совершенно правильно, точь-в-точь как было нужно.

Она повторяла и повторяла эту фразу, зажмурив глаза, ожидая, что вот сейчас сила, что вьется вокруг нее, проникнет внутрь ее тела, и она, Аня, переменится, станет другой, могущественной, великой, такой же, как Князь, ну, или самую чуточку слабее.

… И сила вошла.

Она вонзилась в тело Ани, словно топором ударив в солнечное сплетение. Аня охнула от боли, чувствуя, как сильные пальцы кого-то невидимого и беспощадного крутят, сжимают ее внутренности, тянут… Это ее, ее, Аню, кто-то вытягивает из ее собственного тела! Она задергалась в панике, пытаясь освободиться. Но куда там — перед этой силой она была слабее бабочки, насаженной на булавку. Неужели что-то пошло не так? Аня хотела нарушить ритуал, вырваться из круга, но не могла, сила не отпускала ее…

Девушка в ужасе взглянула на Яна и увидела, что тот улыбается.

В следующий миг над ней захлопнулась тьма.

И Аня перестала существовать.

6

Старая мандрагора рассыпалась в прах.

Новая вывалилась у девчонки из руки, а сама дуреха зашаталась, рухнула на колени, заверещала тоненько, как заяц, ткнулась лбом в пол — и замерла.

Пахло серой. Очень сильно пахло серой. А еще — мокрой землей, озоном, морем и чем-то паленым… Впрочем, все нормально, так и должно быть. Следы стихий. И демона.

Но получилось ли?

Он же никогда не проверял это заклинание…

Дуреха лежала, скорчившись, и Гензель не мог заставить себя к ней прикоснуться, перевернуть, посмотреть в лицо. Он просто ждал. И отчаянно взывал: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пусть она вернется!» К кому взывал — он не смог бы объяснить. К силе, которая была всего превыше…

Наконец девчонка шевельнулась. Как слепая, ощупала руками пол вокруг себя. Потом оперлась на руки и подняла голову.

Едва взглянув в ее лицо, Гензель понял, что все прошло, как надо. У этой девчонки раньше был такой тупой, коровий взгляд… А сейчас она смотрела яростно и дерзко, гневно и восторженно. Изменилась мимика, она иначе хмурила брови, иначе улыбалась. Все было другое.

— Здравствуйте, Гретель, — сказал Гензель на языке своего детства.

— Здравствуй, брат.

Глава одинадцатая

Гензель и Гретель

1

Ночная Италия встретила их теплом и умопомрачительным ароматом, будто в воздухе распылили флакон самых роскошных духов. Конечно, в аэропорту пахло еще и авиационным топливом, и нагретым металлом, и асфальтом, и невкусной человеческой едой, и самими людьми, но все это было лишь фоном к восхитительному ароматическому хоралу, в котором отчетливо можно было различить розы и лавр. Остальные цветочные ароматы Нина не узнавала, потому что никогда ни с чем подобным не сталкивалась. Одно из достоинств вампирского существования — обостренное обоняние! Люди вряд ли способны прямо в аэропорту наслаждаться ароматами садов, которые расположены отнюдь не близко… А она — может.

И вообще: если бы Модест Андреевич не обратил ее, Нина вряд ли попала бы в Италию. Давайте посмотрим правде в глаза: она была бы совсем старенькой к тому времени, когда поднялся «железный занавес», и у обычных людей появилась возможность ездить за границу. Да и немного тех, у кого есть средства на такие путешествия.

— Знаешь, что Гоголь писал об Италии? — задумчиво сказала Нина. — О Италия! Чья рука вырвет меня отсюда? Что за небо! Что за дни! Лето — не лето, весна — не весна, но лучше весны и лета, какие бывают в других углах мира. Что за воздух! Пью — не напьюсь, гляжу — не нагляжусь. В душе небо и рай. У меня теперь в Риме мало знакомых, или, лучше, почти никого. Но никогда я не был так весел, так…

Тут она заметила, что Мишель смотрит на нее подозрительно, и запнулась.

— А Гоголь — это писатель? — спросил Мишель.

— Шутишь, да? Ты не можешь не знать Гоголя!

— Шучу. Знаю, кто такой. Но признаюсь тебе по секрету: никогда не читал его. Теперь обязательно прочту. Выберешь для меня что-нибудь попроще?

— Хорошо, — упавшим голосом ответила Нина.

Мишель подбадривающе ей улыбнулся:

— Не грусти. Я правда прочту. Вот как раз этот роман мне и можешь дать, из которого сейчас шпарила как по писаному.

— Это цитата из письма.

— Надо же. Ты письма на память помнишь… Нет, мне лучше что-нибудь поинтереснее. Не люблю чужие письма.

— Наверное, это правильно… А я люблю. Читать дневники и письма — как будто подглядывать в прошлое.

— Я тебе уже говорил, что ты умная?

— Я не умная. Совсем. Я просто люблю книги… — тихонько сказала Нина. И постаралась побыстрее сменить тему: — Надо же, мы в Риме и не можем выйти за пределы аэропорта. А я бы хотела посмотреть собор святого Петра, музеи Ватикана, Форум, Замок святого Ангела…

— … и Колизей.

— Нет уж. Слишком много смертей. Наверное, там невыносимо находиться.

— В Риме везде было слишком много смертей. Земля здесь реально пропитана кровью… Не, на Колизей обязательно надо было бы посмотреть. Говорят, потрясное зрелище.