Стивен Кинг - Зеленая Миля

Я сразу пошел к кухне, но медленно — торопиться незачем, пока не удостоверюсь, что на моем пути нет Долана. Толпа пожилых людей, большинство из них все еще в своей униформе, вывалила из телевизионной комнаты (здесь ее называли Центром отдыха, как это нелепо), чтобы посмотреть, что происходит. Я обрадовался, увидев среди них Чака Хауленда.

— Эджкум, — воскликнул Кент Эйвери, хватаясь одной рукой за костыль, а второй рассеянно хлопая по пижамным брюкам. — Это настоящая тревога или опять просто так? Как ты думаешь?

— Я думаю, что никто не знает.

И в этот момент трое санитаров прошли мимо, спеша в западное крыло и крича людям, столпившимся у двери в телевизионную, чтобы те вышли из здания и ждали, пока все выяснится. Третьим шел Брэд Долан. Он даже не взглянул на меня, проходя, и это меня бесконечно обрадовало. Когда я спускался дальше к кухне, мне пришло в голову, что команда Эллен Коннелли — Пол Эджкум, пожалуй, переиграет дюжину Брэдов Доланов и полдюжины Перси Уэтморов, приданных для усиления.

Повара в кухне продолжали убирать после завтрака, совсем не обращая внимания на ревущую сирену.

— Слушай, мистер Эджкум, — сказал Джордж. — По-моему, Брэд Долан искал тебя. Вы, должно быть, разминулись.

«Мне повезло», — подумал я. А вслух сказал, что я зайду к мистеру Долану позже. Потом спросил, не осталось ли гренок после завтрака.

— Конечно, остались, но они уже совсем холодные. Вы сегодня поздно.

— Да, — согласился я, — но я голоден.

— Через минуту я поджарю свежие, — сказал Джордж, берясь за хлеб.

— Не надо, сойдут и холодные. — Когда он протянул мне пару кусков (глядя озадаченно), я поспешил к двери, чувствуя себя мальчиком из далеких лет, когда вместо школы я пошел на рыбалку с кусочком рулета, завернутого в пергаментную бумагу, в боковом кармане рубашки.

Выходя из кухни, я быстро и привычно огляделся в поисках Долана, не увидел ничего подозрительного и заспешил к полю для крокета и гольфа, откусывая на ходу кусочки от одного гренка Я замедлил шаги, входя под тень деревьев, а когда пошел по тропинке, мои мысли снова устремились в тот день — следующий день после ужасной казни Эдуара Делакруа.

В то утро я говорил с Хэлом Мурсом, и он сказал мне, что из-за опухоли мозга Мелинда вдруг начинает всех проклинать и говорить неприличные слова… что моя жена позже определила (скорее наугад, не уверенная, что это именно так) как синдром Тоуретта. Дрожащий голос Мурса и воспоминания о том, как Джон Коффи вылечил мою «мочевую» инфекцию и сломанный хребет любимой мышки Делакруа, натолкнули меня на мысль о реальном действии.

Но было еще кое-что. Кое-что, связанное с руками Джона Коффи и моим ботинком.

Так что я позвал ребят, с которыми работал и которым долгие годы доверял свою жизнь, Дина Стэнтона, Харри Тервиллиджера, Брутуса Ховелла. Они пришли ко мне на обед, на следующий день после казни Делакруа, и выслушали меня, пока я излагал свой план. Конечно, они знали, что Коффи вылечил мышь, Брут все видел. Поэтому, когда я предположил, что может произойти еще одно чудо, если мы привезем Джона Коффи к Мелинде Мурс, они не рассмеялись мне в лицо. Дин Стэнтон тогда задал наиболее волнующий вопрос: «А что, если Джон Коффи сбежит во время поездки?»

— А что, если он убьет кого-нибудь еще? — спросил Дин. — Я не хочу потерять работу и не хочу сесть в тюрьму — у меня жена и дети на иждивении, я должен их кормить. Но больше всего я бы не хотел, чтобы на моей совести оказалась еще одна мертвая девочка.

Наступило молчание, потом все посмотрели на меня, ожидая ответа. Я знал, что все изменится, если скажу то, что уже висело на кончике языка, мы зашли уже так далеко, что отступать было некуда.

По крайней мере мне отступать точно некуда. Поэтому я открыл рот и ответил.

2

— Этого не случится.

— Почему, черт возьми, ты так в этом уверен? — спросил Дин.

Я молчал. Я просто не знал, с чего начать. Конечно, я понимал, что об этом придется говорить, но все равно не представлял, как передать им то, что было у меня на уме и в сердце. Помог Брут.

— Ты думаешь, он этого не делал, правда, Пол? — Он глядел недоверчиво. — Ты считаешь, что этот верзила невиновен.

— Я уверен, что он невиновен.

— Но почему, почему?

— По двум причинам, — объяснил я. — Одна из них — мой ботинок.

— Ботинок? — воскликнул Брут. — Какое отношение имеет твой ботинок к тому, что Джон Коффи убил или не убивал этих двух девочек?

— Я снял свой ботинок и передал ему вчера, — сказал я — Это было после казни, когда все немного улеглось. Я протянул ботинок через решетку, и он взял его своей огромной рукой. Я попросил завязать шнурки. Мне нужно было убедиться, ведь все наши «проблемные дети» обычно ходят в шлепанцах, а человек, который действительно хочет покончить с собой, может сделать это с помощью шнурков, если поставит такую цель. Об этом мы все знаем.

Они закивали.

— Коффи положил ботинок себе на колени и перекрестил концы шнурков правильно, но на этом застрял. Он сказал, что уверен: когда-то, когда был мальчиком, ему показывали, как это делается, — может, отец, а может, один из дружков его матери, когда отец ушел, но он все забыл.

— Я согласен с Брутом, мне все равно не понятно, какая тут связь с тем, убил Коффи близняшек Деттерик или нет, — проговорил Дин.

Тогда я снова вернулся к истории похищения и убийства: к тому, что вычитал в тот знойный день, сидя в тюремной библиотеке, когда пекло в паху, а Гиббонз храпел в углу, и что журналист Хэммерсмит поведал мне позже.

— Собака Деттериков не кусалась, но лаяла здорово. Человек, похитивший девочек, усмирил ее кусочками колбасы. Каждый раз, пока пес ел, я думаю, убийца подкрадывался все ближе, а когда бедняга дожевывал последний кусок, он схватил пса за голову и свернул ему шею.

— Позднее, когда они догнали Коффи, помощник шерифа возглавлявший отряд — его звали Роб Макджи, — заметил, что карман комбинезона Коффи оттопыривается. Макджи сначала подумал, что там пистолет. А Коффи объяснил, что там завтрак, так оно и оказалось: пара бутербродов и огурчик, завернутые в газету и перевязанные шпагатом. Коффи не помнил, кто дал ему бутерброды, помнил, что женщина в фартуке.

— Бутерброды и огурчик, но без колбасы, — заметил Брут.

— Колбасы не было, — согласился я.

— Конечно, не было, — сказал Дин. — Он ее скормил собаке.

— Да, так заявил обвинитель на суде, — подтвердил я, — но если Коффи разворачивал завтрак и кормил колбасой собаку, то как он смог снова обвязать сверток шпагатом? Я не представляю вообще, было ли у него время, но это сейчас и не важно. Парень не умеет завязать даже простого бабушкиного узла.