На ночь глядя - Роман Шмыков
Слова в голове пропали. Желание смеяться — тоже. Слёзы, уже настоящие, подступили, но так и не выкатились из глаз. Я вскочила на ноги, схватилась за ручку массивной двери, и тут настоящий, тот же хриплый, голос родился во тьме по ту сторону. Он перекрыл даже истошный вопль Лены.
— Спасибо.
Добрососедство
Эти дети постоянно мешают спать. Скорее всего они живут в соседнем дворе, но гадить приходят именно в мой. Кричат, курят и ругаются матом. Совсем отбившаяся от рук молодежь. Я грозил им из окна, но на меня вечно махали рукой или совершенно игнорировали. У меня колени болят, и я не могу без лишнего повода спускаться с четвёртого этажа и распугивать каждого, кто решит, что верещать под окнами — это отличная идея. Постыдились бы, совсем вечер, и нормальные люди спать ложатся, а эти огузки только активнее становятся. Просто ужасно.
Я звонил в полицию, те приехали раз, два, а потом бросили это дело. Даже трубку перестали брать в диспетчерской, наверное, пометив мой номер как-нибудь оскорбительно, чтоб заранее знать, что отвечать не сто́ит. И возраст мой им всем нипочём. А я сразу говорил, что мне как пенсионеру очень нужен покой, так им всем плевать! Неужели и правда нет закона, по которому этих некультурных ребят можно наказать? Я не говорю про тюрьму или штраф, пусть хотя бы беседы с ними проведут или с их родителями. Того гляди, от одной, но хорошей порки ремнём мозги встанут на место, даже при воздействии на обнаглевшую задницу.
Жена раньше жаловалась, но потом свыклась. Я сначала не поверил, и был ужасно удивлён, когда та и правда научилась прекрасно засыпать под гогот снаружи. И окна не закроешь — жарища же несусветная! Ночами я бродил по большой комнате, боясь телевизор включить лишний раз. Энергию мотает, да и супругу разбудить может. Она если и выработала иммунитет к детским воплям, но не сможет проигнорировать треск старого ящика с толстой линзой экрана. В такие моменты серьёзно думаешь — а не запустить ли из окна чем-нибудь? Нет, покалечить никого не хочу, а вот шугнуть — это да, прям поджилки трясутся и улыбка глупая на лице. Я правда искал предмет, которым можно кинуть в буйных подростков, да ещё и так, чтоб не отследить, кто это сделал. Вспомнились старые ботинки. Они нетяжёлые, да и не жалко совсем. Пропадёт один или оба — значения не имеет в любом случае. Я уже достал с верхушки шкафа в прихожей пыльную коробку, как тут же ощутил стыд, поднявшийся откуда-то из глубин совести. Убрал всё обратно, вздохнул и отправился в постель. Там жена тихо сопит, и тепло. Уснуть удалось, но это только сегодня победа за мной. Всего одна в уже долгой войне, которую я проигрываю.
На следующий день я не отходил от окна, чтоб точно увидеть, откуда эти ребята выходят. Может, нашёл бы подъезд, квартиры отследил да поговорил бы с их старшими. Хочу решить мирно, но тихонько укоряю самого себя за вчерашние мысли о бомбардировке старой обувью. В доме напротив тоже кто-то торчал у окна. Очень толстый мужчина. Он следил за двором, крутил головой по сторонам и словно искал кого-то. Может, показалось, но наши взгляды встретились, и мне подумалось, что мы оба заняты одним и тем же. Вполне возможно, что не мне одному надоели шумные дети во дворе, просто мало кто этим по-настоящему озадачен. Я хотел было махнуть соседу через двор, но тот скрылся в тени своей квартиры и закрыл окна. Теперь там отражение моего дома, в котором меня не различить. И вот я снова один, как шпион или партизан выслеживаю врага, чтоб попросить того без боя покинуть моё тихое пристанище.
День прошёл насмарку. Жена жаловалась, что из-за меня в квартире мало воздуха, ведь я загородил всё окно. Она шутила, пыталась отвлечь, но это не помогло. Я еле оторвал затёкшие ноги от места, на котором простоял несколько часов, и сел в кресло напротив телевизора. Наверное, уже схожу с ума, ведь теперь постоянно слышу крики с улицы, от которых глаза дёргаются то попеременно, а то и вместе. Наступил вечер, я машинально начал нервничать. Почти целый месяц отмечен, как у моего подъезда или у соседнего собираются дети, чтоб греметь бутылками и слишком громко смеяться, и так до глубокой ночи. Я отлично понимал, что и сегодня поздно лягу, поэтому выпил таблетки, обычный пустырник, и уселся у окна, наслаждаясь тишиной и покоем нескольких минут. Дети всегда приходят ровно в десять, ни раньше, ни позже. Как по будильнику, ей Богу.
Я сверил часы, и вот ребятишки снова зазвучали. Эти изрядно надоевшие крики, звон бутылок и скверные слова детскими голосами. У меня уши вянут, трясутся руки от возмущения. Давно пора бы спать, лежать рядом с супругой и видеть сны, но нет — сижу в кресле, наблюдая летний закат, осквернённый ужасным шумом с улицы. И задохнуться от жары кажется не такой уж плохой идеей, всего-то и стоит, что закрыть окна перед тем, как отправиться в постель. Ну или попытаться уснуть. Там уж как получится.
Прошёл час как минимум. Я старался погрузиться в мысли, полагая, что неожиданно для себя отключусь и так до утра. Пусть в кресле, зато раньше, чем далеко за полночь. Дети только набирали обороты, порой срываясь на откровенные крики ещё не окрепших ломающихся голосов с мерзкими петухами и свистами. Сам не заметил, как оказался у окна, свесившись с подоконника половиной тела. На мне всего одна майка, и коже так приятно нежиться в прохладе вечера, когда зной уже отступил, и можно расслабиться, не ворочаясь на мокрой от пота простыне. Прямо подо мной, заняв обе скамейки у подъезда, компания из четверых ребятишек кидались камнями и посылали друг друга очень далеко. И на три буквы, и в женские половые органы и туда, куда я даже не знал, как отыскать дорогу. Впервые вообще такие слова слышу, и всё равно уверен,
