Клайв Баркер - Книги крови V—VI: Дети Вавилона

В конце концов она решила немного прогуляться. Но как только она вышла из квартиры, бдительный Прюдо тут же показался на верхних ступеньках и окликнул ее.

— Мисс Райдер, подождите. У меня для вас записка.

Она уже собиралась захлопнуть перед ним дверь, но подумала, что он все равно не отстанет, пока не вручит ей послание. Он торопливо зашаркал вниз — этакая Кассандра в домашних тапочках.

— Приезжала полиция, — объявил он, еще не дойдя до нижней ступеньки. — Они искали вас.

— М-м… Они сказали, чего хотят? — спросила она.

— Хотят с вами поговорить. Срочно. Двое ваших друзей…

— Что с ними?

— Они умерли, — сказал он. — Сегодня. От какой-то болезни.

Он держал в руке листок из записной книжки. Передавая, на мгновение задержал его в руке:

— Они оставили вот этот номер. Вам следует связаться с ними как можно скорее. — И заковылял вверх по лестнице.

Элейн взглянула на листок с нацарапанными цифрами. Пока она пробежала глазами все семь, Прюдо уже скрылся.

Она вернулась в квартиру. Почему-то не Рубен и Соня занимали ее мысли, а Мэйбери. Он видел Смерть и, казалось, избежал ее, но та семенила за ним, как верный пес, ожидающий момента, чтобы встать на задние лапы и лизнуть хозяина в щеку. Элейн села возле телефона, разглядывая цифры на листке, потом пальцы, державшие листок, и руки, которым принадлежали пальцы. Может быть, прикосновение ее слабых пальцев несет смерть? Может, из-за этого и приходили сыщики, а друзья обязаны ей смертью? Если так, скольких же людей она коснулась за те дни, что прошли после посещения смертоносного склепа? На улице, в автобусе, в магазине, на работе, во время отдыха. Она вспомнила Бернис, распростертую на полу в туалете, и Гермиону, когда та соскребала ее поцелуй, как будто знала, что он принесет несчастье. И тут она поняла ясно, до мозга костей, что ее преследователи правы и все эти дни она вынашивала дитя Смерти. Отсюда и голод, и нынешняя расслабленная удовлетворенность.

Она отложила листок и, сидя в полутьме, попыталась установить, где в ней таится источник смерти. На кончиках пальцев? В животе? В глазах? Нет. Ее первое предположение было неверным Это не ребенок, она не вынашивала его в себе. Он был везде. Она и он — синонимы. Раз так, нельзя вырезать злокачественный участок, как вырезали опухоли вместе с пораженными тканями. Не то чтобы Элейн хотела скрыться; но ведь ее будут искать, и она вновь попадет в заточение стерильных комнат, лишенная собственного мнения и достоинства, в угоду их бездушным исследованиям. Эта мысль возмутила ее. Лучше умереть, корчась в агонии, как та женщина с каштановыми волосами в склепе, чем снова попасть им в руки. Элейн порвала листок на мелкие кусочки и швырнула на пол.

Теперь уже поздно что-либо менять. Рабочие вскрыли дверь, за которой их поджидала Смерть, жаждущая вырваться на свободу. Смерть сделала ее своим агентом, и — в своей мудрости — наделила неуязвимостью; дала ей силу и ввела в неизъяснимый экстаз; избавила от страха. Элейн же, в свою очередь, распространяла волю Смерти, сама того не замечая до сегодняшнего дня. Десятки, а может быть, сотни людей, зараженных ею за последние несколько дней, вернутся к своим семьям и друзьям, к работе и отдыху и понесут волю Смерти дальше. Они передадут ее своим детям, укладывая их в кроватку, своим любимым в минуты близости. Священники получат ее от прихожан на исповеди, хозяева магазинов — вместе с пятифунтовой банкнотой.

Думая обо всем этом — как мор вспыхивает всепожирающим огнем, — Элейн снова услышала звонок в дверь. Они вернулись за ней. И, как в прошлый раз, начали звонить в другие квартиры. Элейн слышала, как спускался по лестнице Прюдо. Теперь он знал, что она дома. И он им скажет. Они начнут стучать, и если она не ответит…

Пока Прюдо открывал парадную дверь, Элейн отомкнула черный ход. Выскользнув во двор, она услышала голоса, а затем стук в дверь и требования открыть. Она сняла засов с калитки и выбежала на темную аллею. Когда начали ломать дверь, она была уже далеко.

Больше всего ей хотелось пойти к церкви Всех Святых, но она понимала, что это навлечет на нее беду. Ее будут поджидать на этом пути, как преступника, которого всегда тянет к месту преступления. И все же ей как никогда хотелось взглянуть в лицо Смерти. Хотелось поговорить с ней. Обсудить ее стратегию. Их стратегию. Хотелось спросить, почему выбор пал именно на Элейн.

Стоя на дорожке аллеи, она смотрела, что происходит в доме. Там было не менее четырех человек, снующих туда и сюда. Чем они занимались? Рылись в ее белье и любовных письмах, разглядывали в лупу волосы на простыне, выискивали следы отражения в зеркале? Но если они даже перевернут квартиру вверх дном, обнюхивая каждую царапинку, они не найдут того, что ищут. Пусть стараются. Их подружка сбежала. Остались лишь следы ее слез да мухи вокруг лампочки, поющие ей дифирамбы.

Ночь была звездной, но по мере того, как Элейн подходила к центру города, рождественские гирлянды на деревьях и домах затмевали свет неба. Хотя большинство магазинов были уже давно закрыты, толпы зевак слонялись по тротуарам, разглядывая витрины. Впрочем, Элейн скоро наскучили все эти куклы и побрякушки и она свернула с центральной улицы на окраину. Здесь было темнее, что как раз соответствовало ее настроению. Смех и музыка вырывались из открытых дверей баров; в игорном заведении наверху раздавались возбужденные голоса, потом обмен ударами; любовники попирали общественную мораль прямо в подъезде; в другом подъезде какой-то бродяга мочился со смаком, как жеребец.

Только сейчас, в относительной тишине этого болота, Элейн поняла, что слышит сзади шаги. Кто-то шел за ней, держась на безопасном расстоянии, но не отставал. Погоня? Ее окружали, чтобы схватить и заключить в тесные объятия правосудия? Если так, бегство лишь, отсрочит неизбежное. Лучше встретить их здесь и показать им свою смертоносную силу. Она спряталась, дождалась, пока шаги приблизились, и вышла из укрытия.

Это оказались не стражи порядка, а Кэвенаг. Первоначальное замешательство сразу же сменилось недоумением — зачем он ее преследовал? Элейн внимательно посмотрела на него; бледный свет падал на лицо Кэвенага. Кожа на голове так плотно обтягивала череп, что, казалось, сквозь нее можно увидеть кости.

«Почему, — пронеслось у Элейн в голове, — я не узнала его раньше? Не поняла при самой первой встрече, когда он говорил о Смерти и ее чарах, что он говорит как ее творец?»

— Я шел за тобой, — сказал он.

— От самого дома?

Он кивнул.

— Что они говорили тебе? — спросил он. — Полицейские. Что они тебе сказали?