Яцек Пекара - Слуга Божий

Я принял от одного из моряков бурдюк с вином. Я не думал, чтобы оно было отравленным, кроме того, способности вашего покорного слуги позволяли распознать любые вредные примеси. Я солидно глотнул. Смеркалось, и на лице я почувствовал лёгкое прикосновение измороси. То ли шум дождя, то ли громкие разговоры моряков привели к тому, что я не сориентировался в том, что настоящая опасность исходит вовсе не от леса. Я не услышал плеска вёсел, впрочем, новые налётчики, по-видимому, были умелыми гребцами.

— Даже пальцем не пошевели, инквизитор, — услышал я тихий голос. — Два арбалета нацелены на тебя.

Капитан помахал мне рукой с широкой улыбкой и сразу отошёл в сторону вместе с матросами. И только тогда из-за стены леса появились более светлые на мрачном фоне силуэты. Более светлые потому, что люди эти были одеты в белые длинные одеяния. Среди них я видел только одно тёмное пятно. Кого-то в чёрной мантии с капюшоном.

Я не двигался с места в основном потому, что мои враги знали, что я инквизитор. Может, если бы они думали, что имеют дело всего лишь с купцом, то не предприняли бы должных мер безопасности. Может, я бы смог как-то сбежать, перекатившись по земле и исчезая во тьме. Но арбалет это опасное оружие, любезные мои, особенно в руках опытного стрелка. И что-то мне говорило, что люди, стоящие за моей спиной, являются опытными.

Капитан вместе с двумя матросами приближался ко мне. Сам он нёс солидную бухту каната, а матросы в вытянутых руках держали рапиры. И опять-таки, любезные мои, может я бы попробовал как-то исхитриться. В конце концов, два матроса с железными вертелами в руках не могли причинить серьёзного вреда инквизитору Его Преосвященства. Вот только, я перед этим услышал плеск воды и шаги в иле. Это означало, что арбалетчики находятся и правда близко. А болт, нацеленный в спину, двигается всё же быстрее, чем ваш покорный слуга.

— Ляг лицом в землю, — услышал я, — и заложи руки за спину.

Я сделал, что мне велели, стараясь двигаться осторожно. Не хотелось, чтобы какой-нибудь нервный палец слишком резко нажал на спуск.

— Очень хорошо, — похвалил меня голос.

Матросы приставили клинки к моей шее и между лопатками, а капитан начал связывать мне руки. Не знаю, бралось ли его умение из опыта вязать морские узлы, или же он часто ранее связывал пленных, но, поверьте мне, обездвижил мои руки очень серьёзно. Потом он занялся ногами, пока, наконец, не протянул канат между верёвкой, стягивающей запястья, и верёвкой, стягивающей лодыжки. Теперь ваш покорный слуга, даже если бы встал на ноги, мог убегать исключительно с бешеной скоростью хромой утки. Несомненно, это было бы очень смешным для наблюдателей.

Но мне не пришлось вставать самому, ибо матросы дёрнули меня и подняли на ноги. Перед собой я увидел фигуру, которая ранее была только тёмным пятном на фоне леса.

— Игнациус, — сказал я медленно, глядя на невысокого, старого человечка. Капли дождя блестели на его лысине, посреди веночка волос.

— Тот же самый, мой любимый ученик, — воскликнул он весело. — Тот же самый.

— Хорошо связали? — рявкнул он мне за спину, и двое людей, которые меня ранее связывали, буркнули утвердительно.

— Это хорошо, — сказал он, снова обращая на меня взгляд. — Ибо наш друг, Мордимер, очень опасный человек. Он как бешеная крыса. Припёртая к стене, способна броситься в горло даже вооружённому человеку. Разве не так, Мордимер? — Он шутливо погрозил мне пальцем.

— Если уж ты решил сравнивать, мне больше подходит образ росомахи, а не бешеной крысы, — вежливо возразил я.

— Много чести, — засмеялся он. — Но меня радует твоё чувство юмора. Жертвы, приносимые в виде людей сильных, полных жизни и смелых, намного больше радуют Старых Богов…

— Старых Богов? — я фыркнул. — Тех, которые родились в твоей больной голове?

Он смотрел на меня с любопытством, будто наблюдал исключительно интересного червяка.

— Старые Боги, — повторил он и, казалось, что смакует эти слова. — Они существуют, Мордимер. Они ещё не так сильны, какими были, ибо их слава минула с приходом Иисуса и Апостолов. Но они возродятся. Благодаря таким людям, как я, которые приносят им жертвы. И благодаря таким людям, как ты, которые будут этими жертвами.

Я покрутил головой, ибо головой, по крайней мере, я мог двигать. Настолько крепко они меня не связали. На нос мне упала капелька дождя и, щекоча кожу, стекла прямо на губы. Я облизнулся.

— Всё-таки я был прав, Игнациус. Тогда в школе. Ты правильно говорил, что я предчувствовал, что ты сгоришь. Сейчас я в этом более чем уверен…

— Возможно… возможно… — он даже не рассердился. — Никому не ведомо будущее. Но одно есть несомненным, любимый ученик: ты сгоришь сегодня во славу Старых Богов. Ты, в этой плетёной корзине. — Он протянул руку, а я с трудом повернул голову, чтобы глянуть через плечо.

Трое мужчин тащило широкую и высокую, не меньше, чем в пятнадцать футов[123], ивовую корзину. Она была сплетена так, чтобы своими очертаниями напоминать человеческую фигуру, а в середине, как бы в животе этого великана, находилась маленькая клетка. Также сплетённая из ивовых прутьев.

— Твой крик согреет замёрзшие сердца Старых Богов, твой пепел мы высыплем в воды реки. А потом будем пить вино, есть и отдадимся самым изощрённым оргиям. — Его глаза блестели из-под капюшона больным, лихорадочным блеском. — А Старые Боги будут радоваться…

Я позволил себе на глубокий, полный скуки зевок.

— Ты жалок, — сказал я.

— Но живой, — ответил он опять без тени раздражения. — Чего через несколько патеров о тебе сказать будет уже нельзя.

— Бог мой пастырь, — произнёс я.

— Был, — пробормотал он. — Используй лучше время прошедшее. Но может ещё не всё потеряно, Мордимер? Почему бы такому человеку, как ты, не присоединиться к нам? Встать на стороне новой силы, новых повелителей? Жить припеваючи и пользоваться властью?

— Это называешь жить припеваючи? — Я повёл взглядом вокруг. — Эти срамные церемонии? Жертвы, приносимые на пустыре? Каждодневный страх перед слугами Господа? Необходимость скрываться в ночи и под дождём? Если именно этого ты жаждал от жизни, Игнациус, смею заметить, именно этого ты достиг. Я должен тебя поздравить?

Сейчас я его разозлил. Я видел это по судороге, которая мелькнула на его лице, изменяя его на мгновение в отвратительную маску.

— Замолчи! — прошипел он. — Ты даже не знаешь, о чём говоришь! Не знаешь мощи тех, кто вернётся к былой славе.

— Раз они позарились на жизнь бедного Мордимера, то не могут быть ни слишком привередливыми, ни слишком могучими, — издеваясь, сказал я.