Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид - Молчанова Ирина Алексеевна
— Не знал, что бревна умеют разговаривать, — скучающе обронил Лайонел.
— Не знала, что вампиры спят с бревнами!
Он рассмеялся.
— Вампиры ничем не гнушаются, детка! — Быстрым движением пальцев вынул из глаз линзы и брезгливо отшвырнул их. Свои ледяные глаза он мог спрятать, но только не лед в сердце. Вильяма ему оказалось не по силам сыграть.
Перевоплощение произошло в какую-то долю секунды, девушка моргнула, и перед ней уже был Лайонел во всей своей холодной красе. Катя отвела взгляд. Она ошиблась, долгое время убеждая себя, что купилась на потрясающую внешность. И сердце стучало, и дыхание обрывалось, и тело била дрожь, и образ его в танце снежинок бесконечно кружился перед мысленным взором, но не его красота была тому виной. А он сам — его внутренний мир — страшный и прекрасный одновременно. Как узор, какие на стеклах зимой рисует мороз, — неповторим, сложное сплетение пороков и мерзких истин, навеки запертых в кристальной глубине глаз.
Девушка спустила ноги с кровати и, ежась от холода, стала одеваться. Лайонел не подумал ее остановить, она и не надеялась. Или все-таки надеялась?
Хотелось скорее убежать, но руки дрожали, не получалось даже толком вывернуть чулок. Ей никогда не было уютно с Лайонелом молчать, от этой тишины, неизвестности в животе трепетало, будто перед самым главным в своей жизни экзаменом.
Наконец осталось надеть лишь платье, все еще лежавшее на ковре в центре комнаты. Собственная стыдливость после всего, что произошло ночью, показалась смешной, но от этого не менее острой.
«Всего-то нужно встать, сделать четыре шага, поднять платье и… — Одну мысль оборвала другая: — Он наверняка думает, что я нарочно медлю, жду, когда он остановит меня!»
Катя встала, обошла кровать и подняла платье.
Лайонел неотрывно следил за ней, изогнув уголки губ в сардонической усмешке.
Стоять перед ним в нижнем белье, пусть и своем лучшем белье, было в сотни раз хуже, чем если бы она в таком виде предстала перед целой толпой людей.
Пальцы не слушались, маленькие пуговки выскальзывали, не влезали в петельки. Может, застегивайся она перед человеком, все было бы не так уж плохо, но в ее случае не спасала даже тьма, рассеиваемая тонким лучом света. Вампиры прекрасно видели и в кромешном мраке.
Неловкость набрала катастрофическую форму, и Катя, только бы нарушить ее, спросила:
— Какая я?
Лайонел приподнял брови.
— В смысле?
— По счету.
Молодой человек так быстро оказался на краю кровати, возле невысокой резной спинки, что девушка не успела даже вздрогнуть, когда он притянул ее за руку и молниеносно застегнул на платье все пуговицы. А зачем произнес:
— Всем жителям славного города Краснодар не хватит пальцев, чтобы сосчитать.
Катя отступила на шаг.
— Хорошо.
— Лжешь! — Лайонел покачал головой. — Твое самолюбие растоптано! Признай!
— Вовсе нет.
Он откинулся на подушки.
— Тогда зачем спросила?
— Чтобы узнать, насколько ты опытен.
Молодой человек рассмеялся, закинул руку за голову и самодовольно заявил:
— Тебе стоило понять в процессе.
— А я вот не поняла! — Катя взялась за ручку двери. — Странно, правда? Хотя… ты у меня всего лишь второй. И оригиналу проиграл.
Лайонел взирал на нее, как могла бы смотреть она сама, узнай сегодня утром, что переспала не с тем парнем. Таков был его замысел? Благодаря этому «сюрпризу» она должна была возненавидеть убийцу своей любимой кошки по-настоящему? Он просчитался дважды. Первый раз, когда думал, что его маскарад не раскроют, а второй — когда возомнил себе первым.
Катя кивнула на тумбочку, где стоял блестящей паровоз.
— Может, тебе съездить в Краснодар? Еще раз посчитать население!
Лайонел, точно не слыша ее, смакуя каждое слово, протянул:
— Вильям тебя никогда не простит! Я об этом позабочусь!
— А тебя? — Девушка характерно приподняла брови и, послав ему ободряющую улыбку, тихо затворила за собой дверь.
* * *Солнечное утро сменилось хмурым днем. Из окон кабинета по организации туристско-экскурсионного обслуживания виднелся кусок серого неба. Снег на подоконнике почти растаял, кое-где поблескивала вода. Монотонный голос пожилого старичка-преподавателя усыплял не только учениц, но, кажется, и его самого. Он клевал носом над потрепанной книжкой, то и дело поправляя на мясистом носу очки с толстыми линзами.
До конца последней пары оставалось меньше получаса. Катя, низко склонившись над тетрадью, смотрела в окно. Позади, как две подружки, шептались Алиса с Костей. Малой теперь частенько сидел в их группе на последних парах, когда преподаватели позволяли.
— К тебе или ко мне поедем? — спросила Алиса.
— К тебе, — сказал Малой, игриво похлопывая ее то ли по руке, то ли по какой-то другой части тела.
— Сегодня ночью было супер, — прошептала девушка. Затем послышалось приглушенное чмоканье.
В стекло ударилась капля — Катя вздрогнула. И мысли, впервые с того момента, как она покинула красный кирпичный дом, вышли из ступора. А каково ей было этой ночью? Чтобы ответить себе на этот вопрос, следовало вспомнить совсем другую ночь…
В глазах защипало от навернувшихся слез. До сих пор не верилось, что осмелилась попросить у Вильяма разрешения использовать его. Если бы спросила: «Можно тебя предать?» — хуже бы не было.
По стеклу застучали капли — дождь в начале февраля. Девушка горько усмехнулась. Немногим он был уместнее сейчас, чем ее нелепая попытка сделать больно тому, кто и вовсе чувствовать не умел. С тем же успехом она могла бы сорвать с крыши сосульку, бросить на землю и топтать ее, кроша на кусочки, — льдине не больно. Или взять шило и попытаться уколоть воздух, тыча в небеса, — ему все равно. А лучше — выйти на дорогу, развести руки в стороны и поймать ветер.
У братьев не было ничего общего. Нежного, заботливого Вильяма ужасала мысль, что он должен причинить ей физическую боль. Даже после того, как девушка эгоистично, не заботясь о его чувствах, призналась: «В твоих объятиях я думаю о нем». Он вытирал поцелуями ей слезы, пролитые из-за другого мужчины, как котенка гладил по голове, утешая, шептал на ухо нежные слова.
Почему он согласился на право первой ночи — так и осталось загадкой. Может, надеялся излечить одержимость любовью? Не его вина, что не получилось… И сердце ее сжималось от нежности и жалости при воспоминании о нем, а сходило с ума по-прежнему лишь от одной мысли о ледяных глазах его брата. Лайонел жестокий, грубый и циничный, тот, кто за ночь не сказал ей ни единого слова, целовал властно и жгуче, а овладел без ласк, как очередной… миллион какой-то там. Близость с ним не могла понравиться, в противном случае стоило бы признать себя сумасшедшей.
Катя тоскливо взглянула на запястье, где отпечатался след от пальцев. Она и впрямь рехнулась. Весь мир кричал о любви, доброте, высоких чувствах, но отчего-то рядом с Лайонелом они были не нужны! И те самые слова, и превозносимые всеми ласки — пустое. Его хотели женщины, даже зная, что он никогда не будет верен, нежен и влюблен. Фантастический любовник, но худший из возлюбленных. Ничего более обреченного на смерть, чем бросить свое сердце посреди льдов Антарктиды, придумать было невозможно.
Пара закончилась. Одногруппницы, громко болтая и смеясь, ринулись из кабинета. Катя убрала в сумку тетрадь, ручку и поднялась. Прошедшая мимо Алиса задела ее плечом. А Костя как будто нарочно медлил. Гендусян догнала у дверей Нину и что-то зашептала ей на ухо, уводя за дверь.
Малой прошел мимо, но через пару шагов остановился и, обернувшись, неожиданно спросил:
— Как дела?
Катя подняла на него глаза и растерянно пробормотала:
— Все хорошо. У тебя тоже! — Она не спрашивала — утверждала, не хотелось знать, каково ему по-настоящему.
Наверно, впервые за их знакомство он проявил проницательность и сказал именно то, что следовало:
— И у меня. — Костя с секунду смотрел на нее, потом потупился и прибавил: — Ладно, пока.
