Большая книга ужасов 78 - Эдуард Николаевич Веркин
Лаума! Она. Больше некому здесь гадостями заниматься. Стоит рядом, пудрит мозги. Как там сказал домовой? «Грязные мысли!» Вот и сейчас у Матвея мысли были такие – грязные. По лицу видно.
Смиля бросилась к окну. Через двор шел Янус. Шел быстро. Уверенно. Он знал, куда и зачем идет. Вернее – кто-то ему об этом сказал, толкнул под локоть, нашептал в темноте.
– Не открывай! – взмолилась Смиля. – Не делай этого!
Звонок домофона заставил вещи в квартире замереть. Хорошо, что нет родителей – вот был бы трам-тарарам. А так – нет их, в очередной поход укатили. Скелет самостоятельный, часто бывает один.
Матвей отодвинул Смилю к дивану. Она зажмурилась, пытаясь успокоиться. Это же Янус, добрый старый Янус. Что опасного в нем может быть?
– Да? – медово пропел Скелет в домофонную трубку. – Нет. Сплю. Не видел. Не сейчас.
И отключился. Посмотрел на побледневшую Смилю.
– Тебя ищет, – победно сообщил он. – Уверен, что ты у меня.
– Его Лаума прислала.
– Зачем?
Так бывает. Что-то неприятно-болезненное сжимается в груди, бездомный щенок скребется, поскуливает. И такое чувство, что ты что-то упустил. Должен был сделать – но нет, память в истерике бьет тарелки с кластерами информации, устраивает образцово-показательный скандал с переворачиванием шкафов. Тревога расползается по венам, забирается в кончики пальцев, до ломоты.
Прячась за шторой, Смиля изучала стоящего в подъезде Эрика, и тянущая тоска выворачивала душу.
– Надо идти к Ворону, узнать, что произошло, – решительно произнесла она. – Надо действовать. Что-то делать. Нельзя сидеть.
– В обеденный перерыв пойдем. Мы на осадном положении. – Матвей кивнул в окно. – Если ты, конечно, не передумала и согласна с ним встретиться.
Янус устроился на лавочке во дворе. Вольготно так расположился, будто собирался проторчать здесь весь день. Набирал что-то на своем мобильном. Запел сотовый.
Янус искал Смилю.
– Подскажи мне, почему мы ему тебя не показываем? – пробормотал Матвей.
– Не знаю, – мотнула она головой. – Я вдруг испугалась. Нет, я уверена – вам нельзя встречаться. Будет плохо. Смерть. Не хочу, чтобы с тобой что-то произошло! Правда! – И чуть не добавила, что любит. Любит и хочет, чтобы спас. Он – больше никто.
– Да что ты! – Матвей не верил. Он был из породы недоверчивых.
Сотовый брякнул, сообщая об эсэмэс.
«Я тебя люблю».
Смиля развернула телефон экраном к Матвею. О! Она хорошо знала эту ухмылку, этот оскал. Злится. Да она сама готова Эрика порвать. Зачем он это делает?
– Что же ты ему не отвечаешь? – процедил Матвей сквозь зубы. – И при чем здесь я?
– Ты когда-нибудь замечал, чтобы Янус меня любил? – поинтересовалась Смиля, понимая – все напрасно. Ни от кого она не спасется. Все кончено.
– Вчера заметил.
– И что?
Снова эта ухмылка. Холодная. Равнодушная.
– При чем здесь я, если у вас любовь?
Неделя, три, месяц – вернитесь. Всего два дня назад еще было хорошо. Они сидели на третьем этаже Дома, часами молчали, смотрели закаты, Скелет играл на губной гармошке, Ворон заваривал кофе, Янус что-нибудь вещал. Они были равны. Им было хорошо вместе. Они спасались от долгого пустого лета в грязном уюте Дома, бежали от мира. И вот теперь их мир рухнул. Им никогда не быть вместе, не сидеть, не слушать, не смотреть. Матвей не простит Смиле эсэмэс от Эрика. А Янус не пустит Матвея вперед себя. Все закончилось. Они проиграли.
Смиля встала, сунула ноги в сапоги, подтянула спадающие треники (и футболку и кофту со штанами выдал Матвей), вышла на лестничную клетку. Скелет не останавливал ее. Это было правильно. Дурацкое чувство, что ты нигде больше не будешь спокоен, что тебе никто не рад. Ударила ладонью по холодному кафелю, но от этого стало только больно и обидно, горечь не прошла.
Выбралась на улицу и, глядя четко перед собой, зашагала через двор.
«Меня нет, меня нет, меня нет…» – как заклинание, про себя бормотала Смиля. Глупое лето! Завершись!
– Привет! – услышала она голос Януса. – А Матвей сказал, тебя нет.
– Не зови его по имени! – заорала Смиля, стискивая кулаки.
Убила бы глупого, непонятливого дурака. И остановилась, глядя на встающего Януса.
Что с ней? Откуда столько злости?
– Не трогай ее! – вырвался из подъезда Матвей. – Это все ты! Это не она.
Чудовище успела обернуться. Всегда спокойный, всегда осторожный Матвей сейчас клокотал от ярости. Он налетел на Януса, сбивая его с ног. Привставший со своего места Эрик потерял равновесие и ухнул спиной вперед через лавочку. Что-то звонко цокнуло, словно его голова встретилась с камнем. Взметнулись переплетенные ноги.
– Остановитесь! – перепугалась Смиля.
Она никогда не видела такой драки. Страшной, остервенелой. Бывшие друзья молча катались в грязи, нанося друг другу глухие удары. Они даже не пытались встать. В ход шли ноги, кулаки, зубы. Смиля сунулась разнимать. Но ее затолкали, чуть саму не сбив с ног.
Кто-то прошел. За спиной? Рядом? За дерущимися? Смутная тень. В памяти задержалась улыбка на веселом моложавом лице. И окрик: «Жми, ребята!»
Показалось? Никого нигде нет. Пыхтят уже уставшие мальчишки.
Секунда, и что-то откинуло их друг от друга.
– Я тебя убью! – первым взвыл Эрик. Черное перепачканное лицо. По скуле бежит кровяной след.
– Сначала сдохнешь ты! – коротко бросил Матвей. Языком ощупывает зубы. Левой рукой трет плечо, кривится. Белая домашняя рубашка порвана.
– Не дождешься! – Эрик сплюнул. Красный сгусток утонул в месиве под ногами. – Тебя пропущу.
– Только сунься к ней!
Смиля не выдержала. Задохнулась, перед глазами проскочили радужные чертики.
– Вы оба идиоты! – От ярости ее согнуло пополам. Она кричала, потрясая сжатыми кулаками. – Слышите? Оба! Ненавижу! Всех! Придурки! Не подходите!
Гнев серыми пузырьками взорвался в голове. Ничего не видя и не соображая, она помчалась. Куда? Домой. Как ей хотелось оказаться дома, закопаться в подушку, укутаться в одеяло. Не видеть. Не слышать. Происходящее было невозможным. Скелет с Янусом не могли драться. Ворон не должен кидаться на нее с лопатой!
Дом выступил из тополей как проклятие. Она опять была на улице Гоголя, черная громада снова нависала у нее над головой. Между деревьями пробежала цветная кошка. Она нервно вздрагивала, шерсть на загривке вставала дыбом, будто перед ней выступала свора собак, хвост дергался. Она болезненно мяукала. И все кружила, кружила вокруг деревьев, проявляя все признаки бешенства.
«Мяу!» – завопила еще одна кошка под ногами Чудовища. Трехцветный зверь заставил ее переступить порог тополей, уйти за кусты.
Вода в прудике бурлила, словно там резвилась возмущенная желаниями старика золотая рыбка. Коты наступали. Смиля пятилась к Дому.
Третий кот выскочил
