Сергей Дубянский - Путь в Вальхаллу

– Такова Гардарика. Люди и боги тут живут рядом, и землю делят по справедливости. Поэтому Гардарику нельзя покорить. Ее воинов можно победить в сражении, но нельзя заставить жить по чужим законам, ведь за городскими стенами уже простирается земля богов, и они всегда приходят на помощь… Когда-то я, как все викинги, верил одному Одину, но потом понял, что здешние боги мудрее.

– Если они мудры, – Старкад прищурился, пристально глядя на воеводу, – то они ведь не станут ссориться с сыном Одина.

– Один ждет Последней Битвы, а боги Гардарики, нет. В этом есть очень большая разница.

– Оставим богов и поговорим о деле. Мне уже сдались десятки городов, еще десятки я сжег, а ты утверждаешь, что у меня все еще ничего нет?

– Послушай меня… – Свенельд задумался, – твоим станет только тот город, в котором ты останешься княжить. Еще твоей будет земля, до конца которой доскачут твои воины так, чтоб потом успеть вернуться назад, за крепостные стены. Остальное никогда не будет принадлежать тебе. Не пытайся спорить с нашими богами – законы Одина им не указ… А теперь о деле – ты хотел видеть Киев, самый богатый город Гардарики? Ты можешь сделать это сегодня.

– Отлично! – Старкад замолчал, устремив взгляд на возникший впереди холм, похожий на поросший травой курган.

К холму они подъехали молча, и поднявшись на вершину, увидели реку. Багровое закатное солнце исчезало в ее водах, оставляя после себя лишь туманную дымку. Наверное, там, вблизи слышалось шипение гаснувшего светила, но до реки было еще далеко, поэтому и лес, неожиданно раскинувшийся на противоположном берегу, казался единым существом, мрачным и загадочным. Зрелище завораживало. Свенельд остановил коня, и тот тоже взглянул на реку, но падение солнца его не заинтересовало, и он принялся щипать траву.

– Это Днепр, – объявил Свенельд, – переправимся на тот берег и поставим ночевку.

– А как же Киев? – напомнил Старкад, – ты ж говорил…

– …я говорил, что ты можешь его увидеть, но нас там не ждут с пиршественными столами. Или ты хочешь встать прямо под городскими стенами, чтоб ратники князя киевского поливали твое войско смолой и засыпали камнями?

Старкад не успел ответить, потому что над рекой поплыл протяжный заунывный звук, напоминавший стон. Он методично повторялся, не давая отвлечься ни на секунду, и наполнил собой мир до самых небес. В сравнении с его мощью, вековые дубы казались трепещущими осинами, а днепровская вода не смела биться о берег и нежно ласкала его. Стон этот заставлял воздух дрожать, и дрожь передавалась всем, кто его слышал…

– Что это? – встревожился Старкад, озираясь вокруг.

– Это колокола – глас Нового Бога, – пояснил Свенельд, – он доносится из Вышгорода, где княжит Ольга. Это она привела Нового Бога в землю русов.

Стон смолк так же неожиданно, как и возник. Ветерок, словно дыхание старых богов, тут же распрямил кроны дубов, возвращая им могущество, а Днепр, облегченно вздохнув полной грудью, погнал волну, подмывавшую крутой правый берег. Наконец, небо заполнили голоса цикад и ночных птиц, замкнув привычный круг бытия.

Старкад почувствовал, что не хочет встречаться с Новым Богом, который не походил ни на его отца, ни на Перуна, порой напоминавшего о своем присутствии, разбрасывая по небу молнии, да недовольно ворча среди туч.

– Прежде чем сжечь Киев… – начал Старкад.

– …Ты собираешься сжечь Киев?! – перебил Свенельд, – но зачем сжигать город, где ты будешь княжить?

– Я?.. Княжить?.. – Старкад расхохотался, – я рожден для Вальхаллы – моя жизнь в битвах, и если мне не суждено попасть в истинную Вальхаллу, то я создам ее здесь. Я пойду дальше, за Киев! Эйнхерии непобедимы, пока Один имеет власть, разве ты не знаешь?

– Знаю, – Свенельд мрачно кивнул.

– Так вот, – продолжал Старкад, – прежде, чем сжечь Киев, я уничтожу этот Вышгород. Я не стану терпеть никакого нового бога! Меня вполне устраивают старые!

Он повернулся к Свенельду, задумчиво смотревшему на воду, где виделась ему совершенно другая картина – лодка, и в ней девушка…

– Почему ты молчишь, воевода?

– Я не знаю, какие боги лучше, – ответил тот, не глядя на собеседника, – но Ольгу я помню еще совсем юной – она ж не из русов – она из славян, из града Плескова… дочь Гостомысла – того самого, который позвал в свои земли варяга Рюрика…

– Кажется, Плесков мы уже сожгли? – уточнил Старкад.

– Нет, – Свенельд усмехнулся, – я вел тебя другой дорогой.

– Ладно, я еще исправлю эту ошибку, – Старкад небрежно махнул рукой, – и как же она попала сюда, если даже мы шли столько дней?

– Она вышла замуж за руса Игоря, князя киевского, но через несколько лет тот нашел другую жену, а Ольге отписал Вышгород. Она сделала из него крепость, собрала дружину…

– Она валькирия? – догадался Старкад.

– Нет, она обычная женщина. Когда-то я служил ее отцу.

– Она красивая?

– Была, да. Но я видел ее очень давно.

– Если красивая, – заключил Старкад, – я сделаю ее рабыней; если нет, она умрет вместе со своим новым богом. Слушай меня, воевода, утром мы выступаем на Вышгород, а потом – на Киев. Такова моя воля, а теперь я хочу отдохнуть.

К ночи лагерь затих. Люди Свенельда спали, а эйнхерии Старкада волками рыскали по лесу в поисках добычи. Уже много дней они не участвовали в битвах и, в отсутствие человеческой, жаждали любой крови, хоть волчьей, хоть медвежьей. Старкад лежал у костра, раскинув руки, и храпел так, что его, наверное, было слышно в Вышгороде. Свенельд сидел чуть поодаль и думал, чем кажется жителям города этот жуткий звук – голосом бога или воем зверя?.. А еще он думал, что будет потом, когда падет Киев (а он, без сомнения, падет, как и десятки других городов). …Почему так?.. – Свенельд смотрел в огонь костра, обращая свой вопрос к Сварогу, которого почитал больше остальных богов, – неужели тебе плевать на то, что вы все когда-то создали?.. Конечно, у тебя своя жизнь, непостижимая для нас, но ведь ты не должен бросать Гардарику, иначе придет Новый Бог. Вернее, он уже пришел, и, наверное, он по-другому относится к людям – если б он ничем не отличался от вас, Ольга б не стала привечать его. Уж Ольга всегда знала, чего хочет…

Перед Свенельдом вновь возникла картина, гревшая его душу в самые тяжелые минуты – девушка, уверенно стоящая в лодке, широко расставив ноги, и целящаяся из лука в пасущегося на берегу оленя. Волна несет и раскачивает лодку, но стрела, пущенная охотницей, впивается оленю прямо в горло. Девушка издает победный крик и машет рукой. …Машет мне, – радостно вспомнил Свенельд, – ведь я научил ее стрелять так, что мужчины боялись с ней состязаться!.. Сколько лет прошло!.. Говорят, у нее сын, Святослав…