Мария Куприянова - Раскалённая луна

— Ничего, правда? — натянуто улыбнулся Жан. — Конины не получилось достать, так хоть крови возле туши наколол.

Идти становилось все тяжелее, и они решили разбить бивак. Легран в изнеможении опустился у костра, Жан присел на корточки, шевеля дрова палкой. На этот раз есть было нечего. Осталось только по глотку водки, к которой они и приложились. Желудок протестующе сжался, требуя закуски, и Анатоль отправил в рот очередной кусок замороженной крови.

— Слушай, — Живчик не отрываясь смотрел на огонь. — У меня есть сын.

— Ты никогда не говорил о нем, — если Легран и удивился, то сил на выражение эмоций уже не осталось.

— Это не то, чем следует гордиться, то есть, — поправился он, — не в смысле, что сын у меня есть, а то, как я поступил с его матерью.

— Ты ее бросил, — несколько отстраненно констатировал Анатоль.

— Да. Я был слишком юн и не собирался добровольно надевать брачные кандалы.

— Поэтому ты так домой стремишься?

— Я хочу все исправить, — тихо произнес Жан. — Видишь? — Он полез в карман и достал оттуда колье: на широкой золотой цепи висел крупный, изумительной огранки бриллиант. Хочу вернуть ее. Вернуть мою Хелен. Но если вдруг…

Он замолчал, всматриваясь в языки костра, и продолжил тоном, наполненным решимостью:

— Если со мной что-то случится, передай его ей. Скажи… никогда в жизни я не встречал женщин, подобных ей. Адрес у меня в кармане. Так… на всякий случай.

— Он мне не понадобится, — качнул головой Легран, чувствуя, что проваливается в сон. — Ты его сам… донесешь.

Проснулся Анатоль от пробирающего до костей холода. Попытался пошевелиться, но не смог. Ватное тело отказывалось слушаться, замерев возле костра безжизненным кулем. Непроглядная чернота окутывала, отгораживая от окружающего мира.

"Значит, так умирают, — проскользнула в мозгу мысль. — Хорошо. Конец холоду. Конец мучениям. Конец всему". И это последнее "всему" вдруг протестующее застучало, забилось в меркнувшем сознании. Ради чего он жил? Ради чего столько вынес? Ради чего боролся? Чтобы вот так угаснуть возле костра? Позорнее смерти для солдата не придумать!

Острая боль пронзила шею, и он разлепил склеенные инеем ресницы. Перед глазами что-то мелькало, но рассмотреть что именно, он не мог. Только какое-то черно-серое пятно, насевшее на грудь, издававшее странное утробное рычанье.

Волк! Пока он спал, на него напал волк! Легран попытался закричать, но из глотки вырвался жалкий хрип. Неимоверным усилием воли попытался сопротивляться, оттолкнуть тварь, но ничего не вышло. Зверь не обращал никакого внимания на его слабое дерганье, продолжая вгрызаться в плоть.

Где-то рядом горел костер, где-то рядом спал Живчик, где-то в другой жизни. Жизни, в которую ему уже никогда не вернуться… Теряя сознание, Легран увидел, как вспыхнуло и пронеслось мимо пламя, от дикого визга заложило уши, а с груди исчез груз…

— Вот уроды! — бранился Жан, обматывая шею друга куском тряпки.

— Что… слу…

Договорить Анатоль не мог. Место укуса терзала жуткая боль, словно рану прижгли каленым железом.

— Совсем с ума посходили, — Живчик протянул ему миску с водой. — На живого человека бросаются.

— В… олки?

— Люди!

— Что?

— То! — продолжал рассказывать Жан. — Просыпаюсь я и вижу, солдат возле тебя сидит. Думал, ограбить хочет. Присмотрелся — а он, тварь, в шею тебе вцепился. Ну я ублюдка поленом и приложил. Затылок ему подпалил.

— Спасибо, — просипел Легран, придерживая рукой повязку. — Если б не ты…

— Ладно, проехали, — отмахнулся Живчик, вытягивая из костра еще одну палку. — Бог даст, дойдем домой и будем вспоминать эти дни как страшный сон…

Темнота постепенно рассеивалась. Отступала. Окружающий мир был полон резких запахов, громких звуков и пульсирующей боли. Она концентрировалась в боку, распустив едкие щупальца по всему телу. Сквозь замутненное сознание то и дело прорывались обрывочные слова, но кому они принадлежали, и к кому относились, я понять не мог, как ни силился.

— Он же истинный! — бормотал один голос. — Должен регенерировать!

— Болт отравлен, — донесся другой. — Держи его.

Я попытался открыть глаза — все расплывалось, тонуло в мутном тумане. Хотел что-то сказать, но не смог разлепить губы.

— Тише, тише. Лежи. — На лоб легла ладонь — такая холодная, что на какое-то время потушила лихорадочный жар. Расплывчатая картинка приобрела четкость, вырывая из тумана девичье лицо, соболиные брови, ярко-зеленые глаза, горящие ведьминским огнем.

— Даша… — просипел я.

— Потерпи немного, — губы ее не шевелились, слова звучали прямо в голове. — Все будет хорошо. Яд проник в кровь, но я помогу.

Образ целительницы померк, растворился в наплывшей черноте. Боль снова пронзила бок, но крик застрял в горле. Я треснул кулаком по чему-то твердому. И это что-то хрустнуло, ломаясь от удара.

— Рану прижечь надо! — ворвался в сознание громкий бас. — Святую воду! Быстрее!

Мне показалось, что в тело вошел огненный клинок. Адская боль затопила целиком, закрутила в мощном водовороте. Хотелось вскочить, стряхнуть вгрызающуюся в тело отраву, но сильные руки удерживали меня на месте. Из горла вырвался утробный, почти звериный рык. Предупреждающий, угрожающий.

— Отче наш! Иже еси на небесех…

Искаженное зрение высветило оранжевые ауры.

— Все в порядке. В порядке…

Чей-то силуэт оказался совсем близко, от него веяло спокойствием и умиротворением. Кто это? Я ухватился за эту ауру, как утопающий за спасательный круг. Потянулся к ней, боясь упустить, боясь упасть в бездну, из которой уже не выбраться. Захватил ее под контроль, слившись в одно целое. И тогда боль притупилась, постепенно затихая. Жжение угасло, уступив место дикой слабости. Но перед тем, как вернуться в черноту, "тепловизор" пропал, и я увидел склоненное надо мной белое, как мел, лицо Селены.

Я блуждал в чаще. Дремучей, густой, непроходимой. Под ногами проседали трухлявые, покрытые мхом коряги. Вытягивались разлапистые папоротники, разрасталась тягучая паутина, загораживая путь. Я остановился, соображая, куда идти. Шагнув в бок, вляпался в клейкие нити, которые оказались крепче канатов.

— Просыпайся! — настойчивый призыв пронесся по лесу, зазвенел в паутине, шевельнул листья папоротников.

Разве я сплю? Нет. Кажется, я всю жизнь провел здесь. Бродил по лесу в поисках… в поисках чего?

— Ты в опасности! Они пришли за тобой!

По растянутой паутине к центру пробежались капельки росы, сливаясь в водяной шар. Он рос, надувался, приобретая человеческие черты. Невидимый скульптор прямо в воздухе вылепливал красивое женское лицо, и я не сомневался, чье.