Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

Но вернемся к дню нашего отплытия. Сразу после обеда боцман и второй помощник поделили между собой дневные и ночные вахтенные смены, причем мне выпало дежурить в группе боцмана, чем я был очень доволен. Сразу после этого мы начали поворот через фордевинд, для чего потребовались все имеющиеся на корабле рабочие руки; ко всеобщему удовлетворению, этот маневр удалось осуществить сравнительно легко, хотя поначалу мы опасались, что с такими парусами и обросшим днищем нам придется долго лавировать, чтобы лечь на новый курс, лавирование же могло привести к тому, что мы отклонились бы далеко под ветер, тогда как нам хотелось отойти от границы плавучего континента как можно дальше. Еще дважды за этот день мы меняли галс, хотя во второй раз нам пришлось сделать это, чтобы обойти длинную гряду водорослей, преграждавшую нам путь: как мы видели с вершины нашего утеса и с наветренной стороны острова, в море встречалось немало круглых или вытянутых, как рифы, плавучих масс водорослей. Вероятно, именно поэтому море близ берегов нашего острова оставалось спокойным, и даже прибой не бился о песок пляжа, несмотря на дувший на протяжении многих дней сильный ветер.

Когда наступил вечер, мы шли левым галсом, делая около четырех узлов, хотя с другой оснасткой и чистым днищем могли бы делать восемь или даже девять узлов, так как море было спокойным, а ветер — свежим. Тем не менее у нас не было оснований жаловаться, ибо остров остался уже милях в пятнадцати за кормой и расстояние это продолжало увеличиваться.

Время шло; мы уже готовились ко сну, когда незадолго до наступления темноты обнаружили, что граница плавучего континента впереди круто изгибается в нашу сторону, и если мы снова не изменим курс, то пройдем в полумиле от него; увидев это, боцман и второй помощник стали совещаться, решая, не лучше ли лечь на другой галс, чтобы оставить между собою и водорослями сколь возможно большее пространство. В конце концов они все же согласились, что нам нечего опасаться, ведь мы и так шли по свободной от водорослей воде; больше того, казалось маловероятным, что обитатели плавучего континента попытаются напасть на нас, так как для этого им придется преодолеть около полумили открытого моря. И мы продолжали двигаться прежним курсом, рассчитывая на то, что за травяным мысом граница плавучего континента снова отдалится от нас; в этом случае мы могли бы обрасопить реи на фордевинд и пойти полным ветром, получив таким образом лучший ход.

С восьми вечера и до полуночи вахту стоял боцман; я еще с одним матросом должен был дежурить до четырех склянок[106] в «вороньем гнезде». Сложилось так, что судно проходило мимо травяного мыса именно в нашу вахту, поэтому мы весьма пристально вглядывались во мрак с подветренной стороны, ибо ночь выдалась темная (луна должна была взойти только ближе к утру), а близость плавучего континента, с ужасами которого каждый из нас мысленно уже попрощался, снова наполнила наши сердца тревогой. Внезапно матрос, дежуривший вместе со мной, схватил меня за плечо и указал на нос; повернувшись в ту сторону, я увидел что судно подошло к мысу намного ближе, чем рассчитывали боцман и второй помощник, которые, по-видимому, не учли дрейфа в подветренную сторону. Не мешкая, я крикнул боцману, что мы вот-вот врежемся в водоросли; он в свою очередь приказал рулевому взять круче к ветру, и в то же мгновение «Морская птица» заскребла бортом по толстому слою плавучей травы. Целую минуту мы ждали, затаив дыхание, и в конце концов судно благополучно разминулось с преградой, оказавшись в свободной воде за мысом, однако, пока мы шли, цепляясь обшивкой за покачивавшиеся на волне водоросли, я заметил что-то белесое, быстро скользившее меж перепутанных стеблей. Приглядевшись, я увидел среди тины еще несколько светлых пятен и, в мгновение ока спустившись на палубу, бросился к боцману на корму. Не успел я преодолеть и половины пути, как рядом со мной поднялась над ограждением правого борта омерзительная тварь, и я, издав предостерегающий крик, выхватил из стойки вымбовку. Не переставая призывать на помощь, я с размаху ударил тварь по голове, и она исчезла за бортом.

В следующую секунду рядом со мной оказались боцман и несколько матросов из ночной вахты. Боцман видел, как я ударил тварь, и, вскочив на планшир, заглянул вниз, но тотчас отпрянул назад, крикнув мне, чтобы я поднимал по тревоге дневную вахту, ибо море кишело морскими дьяволами, быстро плывшими к судну от края плавучего континента. Услышав это, я со всех ног бросился в кубрик будить остальных матросов; оттуда побежал на корму, где находилась каюта второго помощника, и минуту спустя снова вернулся на палубу, захватив свой тесак, боцманскую абордажную саблю и фонарь, который всегда висел в салоне.

На палубе творилось что-то невообразимое. Матросы в одном исподнем метались из стороны в сторону, кто-то забежал в камбуз и доставал из печки горячие угли, кто-то разжигал с подветренной стороны костер из сухих водорослей, а у штирборта уже кипела ожесточенная схватка — там несколько человек яростно орудовали вымбовками и гандшпугами, как сделал я некоторое время назад.

Улучив момент, я сунул боцману его саблю; издав радостный клич, он резким движением вырвал у меня фонарь и — не успел я понять, что к чему, — поспешил на бакборт. Немного опомнившись, я последовал за ним и сразу увидел, что, если бы боцману не пришла в голову счастливая мысль обратить внимание в эту сторону, нам всем пришлось бы плохо: в свете фонаря я увидел жуткие лица трех морских дьяволов, которые перелезали на судно через ограждение левого борта. Со всеми тремя боцман расправился, прежде чем я успел прийти на выручку, однако жалеть об этом мне не пришлось, так как чуть левее того места, где я стоял, появились из-за фальшборта головы еще десятка тварей… Победа осталась за мной, однако, если бы не помощь боцмана, по крайней мере нескольким чудовищам удалось бы взобраться на борт и пустить в ход свои отвратительные щупальца. Палубу уже освещали несколько костров, зажженных на каменных плитах, а также запасные фонари, которые второй помощник вынес из каюты; кроме того, большинство матросов успело вооружиться саблями и тесаками, которые были гораздо удобнее вымбовок. Потом несколько человек перешли к нам на левый борт, и битва продолжилась с новой силой и ожесточением. Должно быть, со стороны это было внушительное и завораживающее зрелище: по всей палубе горели огни, сверкала сталь, а вдоль бортов стремительно перемещались люди, наносившие яростные удары по чудовищным головам морских дьяволов, десятками поднимавшихся из-за ограждений навстречу мечущемуся свету наших костров и фонарей. Над полем битвы плыла омерзительная вонь, но в горячке боя на нее никто не обращал внимания.