Брэм Стокер - Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд

Я начинал сомневаться в Маргарет!

Что именно в ней вызывало сомнение, я не могу сказать. Это была не ее любовь, не ее честь, не ее правдивость, не доброжелательность или отношение к Эксперименту. Тогда что же?

Она сама!

Маргарет менялась! Последние несколько дней порой я не узнавал ту девушку, с которой познакомился на пикнике и с которой проводил ночи у кровати ее больного отца. Тогда, даже в минуты величайшей печали, беспокойства или страха, она всегда была полна жизненной энергии, четко и ясно отдавала отчет в своих действиях. Теперь же она почти все время была distraite, а иногда впадала в какое-то непонятное состояние, как будто ее разум — само ее естество — покидал ее. Однако в такие моменты ее не оставляла способность созерцать и запоминать. Она понимала и запоминала все, что происходило вокруг нее в тот момент и до того, но ее возвращение в прежнее состояние воспринималось мною так, будто в комнате рядом со мной оказывался совсем другой человек. До отъезда из Лондона ее присутствие всегда доставляло мне величайшее удовольствие. Меня охватывало удивительное ощущение уверенности, которое приходит вместе с пониманием того, что любовь взаимна. Но теперь его место заняло сомнение. Я не мог с уверенностью сказать, что за женщина сейчас рядом со мной: та ли это Маргарет, которую я полюбил с первого взгляда, или же это другая, новая Маргарет, которую я не понимал и чья отчужденность воздвигла незримый барьер между нами. Случались моменты, когда она как будто сбрасывала с себя оковы сна. Тогда, несмотря на то что она обращалась ко мне с милыми и приятными словами, которые я так часто слышал от нее раньше, она была не похожа сама на себя. Казалось, будто она, как попугай, повторяет заученные слова или говорит под диктовку кого-то, кто умеет понимать слова и действия, но не мысли. После нескольких таких моментов мои сомнения уже начали выстраиваться в стену между нами, потому что я больше не мог разговаривать с ней по-прежнему — легко и свободно. С каждым часом мы расходились все дальше и дальше. Если бы не те несколько счастливых минут, когда прежняя милая Маргарет возвращалась ко мне, я не знаю, чем бы это закончилось. Каждый такой момент давал мне возможность начать все с нуля и не позволял окончательно исчезнуть моей любви.

Я бы все отдал, чтобы с кем-нибудь поделиться тем, что творилось в моей душе. Но это было невозможно. Как я мог признаться кому-нибудь, что сомневаюсь в Маргарет, как я мог сказать об этом ее отцу! Как я мог выразить сомнение Маргарет, когда она сама была причиной моих страданий! Я мог только смириться и надеяться. И смирение причиняло меньшую боль, чем надежда.

Я думаю, что время от времени и Маргарет замечала, что между нами растет стена, потому что на исходе первого дня она начала избегать меня; или, может быть, просто стала испытывать неуверенность в моем присутствии? До того она использовала малейшую возможность, чтобы побыть со мной, так же как и я искал ее общества, и теперь любой не использованный шанс причинял боль нам обоим.

В тот день все в доме, казалось, замерло в ожидании. Каждый занимался своей работой или был поглощен своими мыслями. Мы встречались только в столовой, когда собирались, чтобы поесть. Хоть мы и разговаривали, каждый явно думал о своем. Обычной суеты, которую вызывает работа слуг, в доме не было: мистер Трелони предусмотрительно отвел нам три комнаты, так что необходимость в слугах отпала. Столовая была забита разнообразной, заранее приготовленной едой, которой должно было хватить на несколько дней.

Ближе к вечеру я отправился на прогулку. Я хотел пригласить с собой Маргарет, но когда нашел ее, она как раз находилась в том состоянии, когда окружающее было ей безразлично, и поэтому желание быть в ее обществе испарилось, и в горы я отправился один. Злясь на себя, но не в состоянии заглушить чувство недовольства, я в одиночку пробирался по каменистому мысу.

Когда я достиг края обрыва, передо мной открылся широкий, неописуемо красивый вид на море. Были слышны лишь рокот волн внизу и крики чаек над головой, от этого в голове у меня прояснилось. Но что бы я ни делал, мои мысли неизбежно сводились к одному: разрешение тяготившего меня сомнения. Здесь, в одиночестве, перед лицом бушующей стихии, мой мозг заработал свободно. Неожиданно мои размышления оформились в один вопрос, ответить на который я не решался. Наконец работа разума взяла верх, и я оказался лицом к лицу со своим сомнением. Привычки, выработанные за годы службы в суде, заставили меня взяться за анализ фактов, которыми я на тот момент располагал.

Все было настолько необычно, что я с трудом заставлял себя рассуждать логично. Начал я со следующего: Маргарет изменилась… но в какую сторону и каким образом? Что изменилось: ее характер, ее разум или ее сущность? Внешне она осталась та же. Я стал вспоминать все, что мне было известно о ней, начиная с ее рождения.

Все было странным с самого начала. Ее, если верить словам Корбека, родила, умирая, мать, в то время когда ее отец и его друг пребывали в состоянии транса в пещере в Асуане. Этот транс, вероятно, явился результатом воздействия, мумифицированной женщины, но, в чем мы могли убедиться на своем опыте, сохранившей свое астральное тело, подчинявшееся свободной воле и активному разуму. Для того, кто обладал таким астральным телом, пространство переставало иметь значение. Громадное расстояние между Лондоном и Асуаном превратилось в ничто. Какой бы силой ни обладала колдунья, какая бы некромантия ей ни была подвластна, она легко могла направить их на умершую мать и на возможно умершего ребенка. Мертвый ребенок! Возможно ли, что ребенок умер и был воскрешен? Что в таком случае вдохнуло в него живой дух, душу? Логика давала безжалостный ответ. Если то, во что верили египтяне, было реальностью для их мира, то «Ка» и «Ку» мертвой царицы могли вдохнуть жизнь в то, на что пал ее выбор. Если это так, то Маргарет не обычный человек, она всего лишь один из этапов перерождения царицы Теры, астральное тело, послушное ее воле!

Тут я взбунтовался против логики. Каждый фибр моей души протестовал против такого вывода. Как я мог допустить мысль, что Маргарет не существовало, что она была лишь зримым образом, в который обернулся двойник женщины, жившей сорок столетий назад!.. Несмотря на новые сомнения, мне стало легче.

По крайней мере, у меня все еще была моя Маргарет!

Маятник логических рассуждений вновь качнулся в обратную сторону. Выходит, что ребенок не умер. Если так, то имела ли колдунья вообще какое-то отношение к его рождению? Было очевидно (опять же, по словам Корбека), что между Маргарет и портретом царицы Теры имелось странное сходство. Как это могло случиться? Невозможно, чтобы, как это бывает, во внешности ребенка отразилось то, о чем думала его мать, ведь миссис Трелони никогда не видела портрета царицы. Более того, даже ее отец впервые увидел его, только первый раз попав в гробницу, что произошло всего за несколько дней до рождения дочери. Этот вопрос я не мог решить для себя так же легко, как остальные. Ничто не подсказывало ответа, отчего душа наполнялась ужасом сомнения. Как странен разум человеческий! Даже в тот момент охватившее меня сомнение воплотилось в конкретный образ: безбрежный и непроницаемый мрак, в котором время от времени кое-где вспыхивали крошечные точки света, как будто наполнявшие темноту жизнью.