Пожиратели призраков - Клэй Маклауд Чэпмен
Сайлас может только смотреть, прячась за ошарашенными глазами Тобиаса.
– Что ты натворила?
Слишком много. Слишком много призраков. И у них у всех передоз.
Другой последователь – Адриано, это Адриано! – тычет пальцем себе в правый глаз и вытаскивает его. Глаз выскакивает с влажным чпок. От быстрого рывка рвется соединительный нерв, оборванная нить втягивается обратно в глазницу, как натянутая веревочка на кукле. Затем он тянется к левому глазу.
– Прекрати, – Сайлас не может найти в голосе Тобиаса ни капли силы. – Прекрати!
Адриано засовывает один глаз в рот и с улыбкой проглатывает его. А затем и второй. Кровь просачивается между зубами и стекает по щекам.
Сайлас не может их остановить. В доме слишком много потерянных мертвецов, все они опьянели от Призрака, их души скользят по человеческим сосудам.
Я наблюдаю, как другой последователь – боже, это Марсия, бедная Марсия – сует руку в рот Стефани. Сначала исчезают ее пальцы. Затем и весь кулак. Нижняя челюсть Стефани щелкает, чтобы принять руку Марсии, губы обхватывают запястье. Когда Марсия снова вытаскивает свой блестящий кулачок, теперь выкрашенный в красный цвет, то держит вырванный с корнем язык Стефани – и съедает его.
Они едят друг друга. Фантомы жадно водят руками своих хозяев по телам друг друга, нащупывая ближайшую плоть, чтобы оторвать ее и съесть. Они все хихикают, как пьяные школьники, губы перепачканы кровью. Глаза закатываются в глазницы – у тех, у кого они еще остались, – теперь там лишь белизна. Им больше не нужно видеть. Завеса разрывается, два мира сливаются друг с другом.
Вот это я понимаю, приход.
– Хватит! Стоп! – Сайлас не контролирует свой сеанс, если вообще когда-то контролировал. Теперь идут и за ним. Скопление потерянных душ просачивается сквозь тело Тобиаса, фантом с фантомом, три, теперь четыре, и пять проникают в его плоть, словно прыгая в бассейн с водой. Тело Тобиаса откидывается назад и плюхается на пол. Он задыхается, как рыба, отчаянно нуждающаяся в воде. Сайлас вглядывается в себя, теряясь в своих конечностях, будто никогда раньше их не видел.
– Мне жаль, Тоби, – говорю я, хоть и знаю, что тот меня не слышит. Я молюсь, чтобы он уже был мертв и не оказался запертым в тюрьме собственной плоти, не страдал из-за этого, что Сайлас загнал его в более глубокие уголки сознания. Он не заслуживает такой смерти. Никто из них.
Я не понимаю, это Сайлас восхищается видом кожи Тобиаса, шокированный плотью своего друга, или там обосновался кто-то из других призраков. Они все заперты внутри, связанные вырезанными Тоби символами. Он проводит рукой по одной руке, затем по другой. Его тело превратилось в книгу, гримуар в кожаном переплете. Написанный кровью. Каждый слой плоти – еще одна страница, обнажающая мышечную ткань. Сухожилие. Сосуды и кровь.
А фантомы все читают, страницу за страницей, листая дальше, дальше, до самых костей. Лучше оставить их в покое. Пусть читают спокойно.
А мне нужно зайти в последнюю комнату.
Урожай
Воздух внизу прохладный и затхлый. Землистый запах становится только сильнее, пока я спускаюсь по ступенькам подвала – органическая вонь разложения все сгущается, похожая на прогорклый сыр. Каждый вдох застревает в моих легких.
«На твоем месте я бы туда не спускался», – практически слышу я шепот Сайласа.
Любой дом начинается с могилы. Роется яма в земле. Затем формируются и заливаются основания. Ставится бетонный фундамент. Но это остается могилой, хоть с телом, хоть без, пустой и ждущей, пока ее заполнят. Чего я ожидаю найти там, внизу? Не знаю. Зато точно знаю, что должна туда пойти. Что-то тянет меня вниз.
Я осматриваю пространство – бетонные стены, холодный бетонный пол. Единственный источник света поступает из окна на уровне земли, закрепленного на петлях внизу и открытого сверху для вентиляции. Солнце отбрасывает узкий прямоугольный луч на пол, заполненный кружащимися пылинками. Не пыль – что-то более густое, зернистое. Вдыхая, я ощущаю вкус корицы. Споры. Воздух насыщен ими. Глаза привыкают к темноте, и я вижу дрейфующие скопления, образующие созвездия.
Оголенная электрическая проводка тянется от стен скрученными букетами. Туда могла бы поместиться стиральная машина с сушилкой. Я замечаю несколько пустых пакетов из-под верхнего слоя почвы, а еще ржавую банку с растворителем для краски. Пустые банки из-под аэрозольной краски, флуоресцентно-розовой и черной. Еще стоит ящик из-под молока, забитый телефонами. Я подумываю поискать среди них свой, чтобы позвонить домой и сказать маме, что я жива, со мной все нормально, но моя семья теперь не хочет меня знать.
И потом… меня слишком заворожили клумбы.
В центре подвала находятся три отдельные приподнятые садовые клумбы. Деревянные рамы шесть футов в длину и около фута в высоту. Они до краев заполнены землей, богатой торфяным мхом и всеми видами питательных веществ, необходимых для роста нового сада.
В ближайшей клумбе лежит тело охранника.
Я не могу поверить, не могу осознать то, что вижу. Невозможно… просто невозможно.
Но это так. Охранник лежит в свежей клумбе, без униформы, почва покрывает поверхность его посиневшей кожи. Брюшко поднимается из земли, как волосатый пузырь, который вот-вот лопнет. Голова погружена в почву, глаза засыпаны. Земля заполняет его опустошенный рот. Он увяз в верхнем слое.
По его животу расползлись крошечные опухоли, готовые лопнуть в любой момент. Если я просто представлю, что он плывет по пруду – теплому, даже успокаивающему, – то как-то смогу сориентироваться в абсолютном безумии этой картины. Я не хочу верить, что это, все это, возможно. Но так и есть. Сайлас – вместе с Тобиасом – посадили тело этого человека в подвале.
А как еще им увеличивать свои запасы?
Сайлас сказал, что хочет подарить мне дом. Мое тело должны были перевезти куда-то по соседству. Как скоро мой призрак посадили бы в тот подвал?
Тело Амары покоится на второй клумбе. Нет. Пожалуйста, только не Амара. Ее челюсть сомкнулась, позволяя волокнистому стеблю, который когда-то был ее языком, разветвиться и расцвести. Пышная вуаль приподнимается на несколько дюймов над ее носом, шляпка напоминает краснеющий зонтик. Из левой ноздри выглядывает пуговица. Вот-вот прорастут новые сморчки. Совсем скоро ее лицо пропадет вовсе, его заменят новые грибы.
– Амара…
«Это ты виновата, – говорю я себе. – Только ты».
– Мне так жаль…
Амара моргает. Ее взгляд осознанный, хотя все тело почти поломано.
