Скот Вестерфельд - Прикосновение тьмы

— Я в порядке.

Все в порядке… если не считать головокружения, боли и ощущения, что ее сейчас вырвет. Ладно, все равно в бардачке упаковка аспирина, как всегда. А где, кстати, машина? Мелисса приподняла голову, чтобы оглядеться. Черт, далековато.

— Лежи тихо, — посоветовала Джессика.

«Да, я как раз собиралась вам станцевать», — подумала Мелисса.

А потом с неба выпал кусочек воспоминания — почему она ехала так быстро. И даже несмотря на то что говорить было больно, она произнесла:

— Быстрее к Рексу, вы, идиоты.

Все трое переглянулись, и никто не сказал, о чем подумал, а драгоценные секунды тикали. В конце концов Десс сказала:

— Хорошо. Я останусь здесь.

Мелисса закрыла глаза. Бедняжка Десс, вечно крайняя. Не может летать, не может творить огонь. Им стоит пойти втроем и оставить Мелиссу на съедение темнякам. Когда ее сожрут, будет не хуже, чем с этой головной болью.

Но пререкаться тоже было больно.

Их голоса и мысли стали еще громче. Десс взахлеб объясняла Джессике, куда идти. Летуну не терпелось отправиться в путь, к тому же он испытал облегчение, что не придется тащить сразу двух пассажиров. А тем временем менее чем в миле оттуда скапливался сухой вкус темных сил.

— Скорее, — пыталась выговорить Мелисса.

Если Рекс там, то он без сознания. Мелисса не чувствовала его. Но она ведь ехала вперед на вкус знакомого разума. Энджи была неподалеку, ее наглую уверенность приглушила полночь.

Ах, если бы только Мелисса могла проползти последнюю милю, она бы показала этой Энджи. Отец Рекса сплясал бы вокруг нее чечетку, когда Мелисса закончит.

Но лежать было легче. Поэтому она полежала еще немного.

— Очнись.

Теперь только Десс. Остальные двое наконец удалились: полетели спасать Рекса. Мысли эрудитки заполнили воздух: Десс вколачивала в землю колышки, защищая их обеих от сил тьмы.

— Очнись! У тебя сотрясение мозга. Если ты заснешь, то можешь умереть.

Мелисса застонала.

— А я не против.

— Какое совпадение. Я тоже.

Она открыла глаза и взглянула на бедную одинокую Десс, почувствовала горечь жженой резины. Десс думала, что у нее выкрали тайного друга. Разве она не видела, кто такая Мадлен? Что она с ними со всеми сделала? Она бросила их. Оставила жалкими сиротами, в то время как знала все ловушки.

И все равно у Мелиссы не было другого выбора.

Она облизала губы, отчаянно мечтая о глотке воды.

— Прости, что я дотронулась до тебя, Десс. Но они же забрали Рекса… Я должна была его найти.

Никакого ответа, только стук кольев, вбиваемых в твердую землю. Каждый удар как сосулькой по мозгу Мелиссы.

Наконец молоток замолк.

— Теперь они о ней знают, да?

— Они и так знали.

Мелисса закрыла глаза. Здесь, в полусознании посреди пустыни, она покачивалась на волнах темняковых мыслей, и их размеренный ритм было проще уловить, чем гудящие мысли людей, от которых только голова раскалывается. Мадлен не в первый раз допустила промах, когда передала Джонатану и Джессике направление. Еще много лет назад темняки учуяли ее присутствие. Как же они могли упустить наплыв юных полуночников в Биксби? А ведь самые старые и мнительные параноики всегда подозревали, что кто-то выжил.

И тут она осознала очевидное.

— Поэтому они оставили нас в живых, — прохрипела она.

Стук прекратился.

— Что?

Говорить было больно, но, по крайней мере, Десс не вгоняла колья для палатки, пока слушала. Мелисса слегка приподняла голову и через силу перевернулась на бок, почувствовав ушибы на плечах и царапины от соляных кристаллов на ладонях.

— Мы не были угрозой, пока не явилась Джессика. А темняки же не дураки: они сохраняли нам жизнь. Чтобы найти Мадлен.

«И чтобы Рекс вырос», — добавила она про себя.

Они забрали Анатею слишком маленькой, поэтому она умирала всего через два года темняковой жизни.

Им нужен Рекс, чтобы служить им веками…

Мелисса застонала и уронила голову обратно в соль.

— Ты чувствуешь ее? — спросила Десс.

Мелисса вздохнула. От телепатии на такие расстояния у нее голова разорвется, да и все остальное. Она чувствовала, как по лицу текла струйка крови, медленно, будто густое масло. Но она должна дать Десс ответ.

И она направила свой разум через границы пустыни в безмолвный город, ища нулевую зону, которую вычислили цифры Десс, скрытую за искажениями полуночи.

Как раз вовремя Мелисса почувствовала, как они наблюдают, и поняла, что почти без сил. Их окружили темняки, осторожно поглядывая на барьеры, которые понаставила Десс. Но их внимание было очень пристальным. Они почти проследили за ее мыслями — по пути к Мадлен.

Мелисса улыбнулась и позволила знанию, полученному от Десс, рассыпаться, как потрескавшееся безосколочное стекло. Одно хорошо в том, что она вылетела через ветровое стекло; было легко вообще ни о чем не думать. Они вычислят, где прячется Мадлен, рано или поздно вычислят — по разуму Мелиссы, но только не сегодня, не после сотрясения мозга, от которого такая свирепая головная боль.

— С Мадлен все в порядке, — сказала она.

«Пока в порядке».

Десс продолжила вколачивать колышки. Защита может и не понадобиться — темняки ожидают более крупную рыбину. Темная туча свирепо бурлила где-то неподалеку, возбужденная от близости добычи…

— Нет, — промычала Мелисса, и ее голова упала на жесткую землю.

Она позволила сну овладеть собой, то выплывая из его милосердного потока (который мог ее убить), то возвращаясь. Быть в сознании больше не оставалось сил.

Разумеется, она обязана напомнить Десс о машине, которая замерла в шестидесяти ярдах от них. Старый «форд» застыл, но все равно мчится на скорости сорок миль в час и направляется он прямо на них. А за рулем никого.

Но предупредительные слова, видимо, не смогли оформиться в кавардаке мыслей Мелиссы. Посреди скопища темняков был вкус, который отвлекал ее, самый знакомый вкус на свете… Теперь уже другой.

Недалеко от них просыпался Рекс.

32

Мир кружился, сердце колотилось в паническом ритме. Рексу хотелось бежать, но ноги словно утонули в чем-то плотном, колючем и холодном. Потом он вспомнил, что бежать поздно: его схватили.

Рекс слабо пошевелил руками, царапая стену, к которой его придавило. Затем мир снова наклонился, и Рекс постепенно осознал, что твердая поверхность — это просто земля. Он лежал ничком, лицом вниз. Его легкие преодолевали какой-то жуткий вес, будто бы на него навалилось чье-то громадное бесчувственное тело.