Эдуард Веркин - Большая книга ужасов – 55 (сборник)

Вон за теми деревьями уже поляна!

Вовка изрядно запыхался, пока бежал. Даже спина мокрая. Он остановился, чтоб отдышаться. Постоял, подумал, что перед смертью не надышишься, и медленно выкатил на поляну.

Он надеялся появиться первым, но просчитался.

У пня стоял на коленях связанный по рукам и ногам Мишка. Григорьев держал его за волосы, низко пригнув голову. Нож он приставил к Мишкиному горлу. А по бокам с ружьями на изготовку караулили сын с племянником. Волки окружили пень плотным кольцом.

– Бросьте оружие! – крикнул Вовка, но его голос сорвался, наверное от страха. Он выхватил дедов нож и побежал прямо к волколакам. Раздался выстрел, взвизгнул подстреленный волк, покатился по снегу. Но остальные не разошлись, только встали и зарычали угрожающе на волколаков. Вовка в одну секунду понял: сейчас случится непоправимое. Парни успеют сделать еще по выстрелу, а потом волки набросятся на них и будут рвать на части. А Мишка! Что с Мишкой?!

– Остановитесь! – прохрипел Вовка. Он рванул к пню, и как будто какая-то сила подбросила его, подхватила, перекувыркнула, полетели в стороны лыжи, куртка, ботинки… Тускло сверкнуло лезвие ножа, мелькнуло перед глазами и вернулось в ножны. Кожаные ножны, висящие на шее у белого волка.

Волчий Пастырь одним длинным прыжком преодолел расстояние до пня, ударил лапами Григорьева, тот отлетел в сторону, а Хозяин занял свое место на Волчьем престоле.

– Вовка, – простонал Мишка, – я знал, что ты успеешь!

Хозяин поднял вверх морду и завыл, грозно и протяжно, волки подхватили.

Пастырь вновь собрал свое стадо, и стадо подчинилось настоящему Хозяину.

Мишка завалился на бок. Волколаки замерли, так же, как и волки, подняв лица к ночному безлунному небу.

И только Григорьев не смог перебороть себя, потому что он не был волком, но он перестал быть человеком, человеческая природа давно уступила волколачьей.

– А-а-а! – закричал Григорьев раненым зверем и бросился на Хозяина, занес нож, но вместо того чтоб ударить белого волка, он вдруг завопил еще сильнее, его скрючило, подбросило и шваркнуло об землю. Заговоренный нож волколака впервые не подчинился ему, вырвался из руки, пролетел, ударился о пень, глухо звякнув, и рассыпался на части. Григорьев застыл темным пятном, и тело его, преображаясь, стремительно превращалось в волчье.

К пню на четвереньках подполз обернувшийся человеком Леша, пуля пробила ему ногу. За ним по снегу тянулся кровавый след.

Парни Григорьева ошарашенно глядели по сторонам. Со снега поднимались волки и… люди. Хозяин узнал водителя автобуса, сломавшегося по дороге, и толстую скандальную тетку, а еще двое были Хозяину незнакомы.

Леша, стуча зубами, развязал Мишку. Тот сбросил с себя куртку, накинул на Лешу. Прикрикнул на парней:

– Ну чего рты раскрыли! Не видите, люди замерзают!

Парни скинули с себя тулупы, отдали женщине и водителю.

Вовка смотрел на все происходящее, и ему казалось, что он спит и видит очередной странный сон. Он очнулся, когда Мишка подал ему джинсы и свитер:

– Одевайся!

Вовка послушно оделся. По привычке потрогал ножны, проверил, на месте ли нож. Оглядел волков, замерзающих людей, раненого Лешу…

– И снова ты раненый, – вздохнул он.

– Это ничего, – поморщился Леша.

Вовка махнул рукой волкам, и они стали по очереди подходить к нему и опускать головы, словно кланяясь. А потом исчезли среди деревьев бесшумными серыми тенями.

– А что с Григорьевым? – вспомнил Вовка.

– Кажись, все, – тихо ответил Леша.

Вовка поднялся с пня и подошел к неподвижному волчьему телу на снегу. Волк был мертв.

– Н-да, – задумчиво произнес Вовка.

– Оборотни умирают мгновенно, – тихо сказал Мишка.

Заплакала женщина.

– А эти кто? – спросил Вовка, кивнув на людей, кутавшихся в чужую одежду.

– Это те, кого Григорьев обратил, – ответил Леша. – Теперь, после гибели волколака, они тоже свободны…

И Вовка как будто вспомнил: да, так и должно было случиться.

– Возьмите его одежду, иначе замерзнете, – распорядился Вовка, и никто не посмел ослушаться.

Васька Григорьев направился к кустам и притащил узел смерзшегося тряпья.

– Вот, – он положил узел перед Вовкой, – это все ихнее…

– Одевайтесь, – велел Вовка.

Люди кое-как оделись, их трясло от холода и страха, непослушными пальцами застегнули пуговицы… Вовка смотрел на них с сожалением и думал: «Эти-то хоть в живых остались, но ведь были и другие, те, кого загрыз волколак».

Одевшись, люди, как до них волки, стали поодиночке подходить к Вовке. Они падали на колени и кланялись в землю, бормотали слова благодарности.

Вовка испугался.

– Да вы что! – отшатнулся он. – Немедленно встаньте! Нашли перед кем на колени падать!

Люди смутились, поднялись, сбились в кучу, жались друг к другу, испуганные, исхудавшие, заросшие…

– Надо выбираться, – устало сказал Вовка.

Лешу пришлось снова укладывать на носилки, хотя его рана заживала быстро и перестала кровоточить, но он все-таки сильно хромал. Женщине отдали лыжи Григорьева. Остальные побрели, проваливаясь в глубокий снег.

Вовка ненадолго задержался.

– Идите, я догоню, – сказал он.

Когда люди покинули поляну, он подошел к пню и увидел светящуюся фигуру белого волка. Волк ударил лапой, и пень распался надвое, открывая черный провал. Вовка заглянул туда, и у него закружилась голова. Там была бездна. И она ждала. Вовка с трудом дотащил до пня остывающий волчий труп, и бездна проглотила его.

Пень сомкнулся.

Белобородый старик сидел на пне и смотрел на Вовку.

– Это был его выбор, – услышал Вовка. – Мы все совершаем свой выбор, – с грустью добавил старик… а потом исчез.

Осколки волколакова ножа тоже исчезли.

Вовка постоял, чувствуя, как мороз пробирается под свитер.

– Надо выбираться, – повторил он уже себе.

Выбирались тяжело, медленно.

Когда показалась лесопилка, был уже третий час ночи. Люди устали и измучились. Женщина сразу же отправилась к себе.

Остальных решено было оставить в доме Григорьева. А Лешу Вовка и Мишка позвали с собой. Надо было о многом расспросить бывших оборотней, но у Вовки совершенно не осталось сил.

«Завтра, – сказал он себе, – все завтра…»

Дома он упал на кровать, уснул мгновенно и без сновидений.

Тайна раскрыта

Казалось, он только что закрыл глаза, как сразу же кто-то настойчиво начал его трясти.

– Вставай! Да вставай же!

Вовка с трудом разлепил непослушные веки. Его ослепило солнце. Он снова зажмурился, но неугомонный Мишка не отстал:

– Просыпайся!

– Чего? – недовольно пробурчал Вовка.

– Вставай, говорю! Время – час дня!