Энн Райс - Гимн крови

Я знал, что должен исполнить обещание и найти Талтосов, для Михаэля и Ровен, моей драгоценной Ровен, даже если окажется, что Мона совсем для меня потеряна, а, похоже, так и было.

Да, я почувствовал, как мое сердце сжалось. Каким-то образом мне уже недоставало Моны. А потом и Квинн уйдет. И как у меня так получилось, я никак не мог понять. Где-то в глубине моего сознания назревала одна ужасающая мысль, что птенцы с современными мозгами так же сложны, как атомный реактор, спутники связи, компьютер пентиум 4, микроволновая печь, телефон с кнопками, и другие замысловатые вездесущие новомодные изобретения, которых я не понимаю. Конечно же, все дело в возрастающей изощренности. Или мистификации.

Мегера. Я ее ненавидел. Поэтому я заливаюсь тут слезами, так? Что ж… Здесь никого нет, чтобы увидеть.

Eh bien, я отправляюсь на ферму Блэквуд, и, поднимаясь к небу, я взывал к Маарет.

Маарет на протяжении всего пути была моей молитвой, уносимой ветрами.

Глава 21

Ферма Блэквуд освещала деревенские сумерки, как фонарик; из распахнутых настежь парадных дверей струился свет. На ступеньках, задрав колени, сидела Жасмин и заливалась слезами в белый платок, из-под темно-синего узкого платья выглядывали черные каблуки, как обычно премило смотрелись осветленные кудри и шоколадная кожа, но ее плач был душераздирающим, изнурительным и ужасающе печальным.

— Ой, Лес-Дот, помоги мне, помоги мне! — вскричала она. — Где Квинн, где маленький господин? Он мне нужен. Я схожу с ума! А этот парень совсем спятил. Нэш не верит в духов, Томми боится их до смерти, а Бабушка послала за священником, чтобы он изгнал из меня беса! Ах, если бы дело было во мне!

Я подошел к ней, помог ей встать, ощутив мягкую шелковую податливость ее тела, и затянул ее в дом. Она положила свою головку мне на грудь. В гостинице было полно людей.

— Машина уехала, — сказал я. — Что случилось?

Мы присели на диван, она устроилась у меня на коленях. Я ее погладил. Она действительно выглядела измотанной и убитой горем.

— Я так рада, что ты здесь, — плакала она. — Мы были так несчастны совсем одни.

Маленький Томми Блэквуд, тринадцати лет, дядя Квинна по крови, устроился напротив и рассматривал меня с поистине деловым видом, его пальчики легли на подлокотник кресла. Он был в самом деле восхитительным маленьким мужчиной, таким, каким его описывал Квинн, а после путешествия по Европе в компании тетушки Куин и совсем еще человечного Квинна он усвоил тот взгляд на жизнь, который всегда сослужит ему хорошую службу.

Было забавно видеть его снова.

Нэш Пенфилд, его гувернер, тоже присутствовал, облаченный в безукоризненный костюм в елочку, мужчина, который будто родился, чтобы оказывать на прочих успокоительный эффект, хотя почему он не успокоил Жасмин, я не мог уловить. Он выглядел озадаченным, и стоял рядом со стулом Томми, с чрезвычайным сочувствием разглядывая Жасмин, и с уважением кивал мне.

Большая Рамона, бабушка Жасмин, с недовольным видом сидела у дивана, одетая в темное винного цвета платье из габардина, богато украшенное бриллиантовой брошкой, прицепленной как раз над ее правым плечом. Волосы Большой Рамоны были зачесаны назад и искусно уложены на затылке. На ней были чулки и прелестные черные туфли.

— Да замолчи ты, девочка, — сказала она тут же. — Ты просто привлекаешь к себе внимание. Сиди себе спокойно. Перестань болтать, как дурочка!

Двое рабочих все еще в своей гаражной одежде, со смущенным видом стояли за ее спиной. Один из них был веселым Алленом с круглым лицом и белыми волосами. Как зовут другого, я не знал. Хотя нет. Джоул. И никто не произнес ни слова, после того, как Большая Рамона рявкнула на Жасмин.

Я еще не успел прощупать их сознание, как в комнату вошли Квинн и Мона, гарпия в блестках, мелькнувшая в холле подобно полоске серебряного света. Она скрылась в спальне тетушки Куин. Спальня тетушки Куин была единственной спальней на этаже. Волна интереса всколыхнула всех при появлении Моны, но никто не смог разглядеть ее толком. Высокомерный маленький монстр.

Тот, кто имел здесь вес, был Квинн. Он сел напротив меня под аркой огромной двери, ведущей в холл. Выражение характерной невинности на его лице медленно переменилось на приличествующую джентльмену властную манеру, когда он обвел взглядом собрание. Потом он быстро вскочил на ноги, как только вошла Сынди, медсестра, прелестная в ее накрахмаленной униформе, тоже очень грустная и вся в тихих слезах, она взяла стул подальше, устроившись у пианино. Затем появился шериф, толстое забавное человеческое создание, я с ним встречался в ночь смерти тетушки Куин.

Его сопровождала персона, которую я тут же идентифицировал — это был Гради Брин, семейный юрист, в возрасте, представительный, затянутый в полосатую тройку, его мне описывал Квинн, когда рассказывал историю своей жизни.

— Вау, а дело-то серьезное, — сказал я вполголоса.

Жасмин затрепетала, цепляясь за меня.

— Не отпускай меня, Лестат, — сказала она. — Не отпускай меня. Ты не представляешь, кто пришел за мной.

— Моя сладкая, никто не тронет тебя, пока ты со мной, — прошептал я. Любящими руками я пытался отвлечь ее от того факта, что мое тело ощущается, как глыба мрамора.

— Жасмин, слезь с его колен, — прошептала Большая Рамона. — И начни вести себя, как главная домоправительница, которой ты вроде бы являешься! Говорю тебе, никто не может взять человека в руки, кроме него самого!

Жасмин не послушалась.

Два официальных представителя выбрали себе стулья в тени, довольно близко к Сынди, медсестре, будто бы не желая вторгаться в круг семьи. Живот шерифа навис над его поясом, к которому было пристегнуто оружие и трещавшая переносная рация, которую он утихомирил внезапным смущенным жестом. Жасмин обвила свою левую руку вокруг моего торса и повисла на мне, будто бы я хотел стряхнуть ее, чего я не собирался делать. Я погладил ее по спине и поцеловал в голову. Она была прелестным маленьким созданием. Ее шелковые длинные ноги свисали с меня слева. Мысль, что Квинн как-то занимался с ней любовью и сделал ей маленького Джерома, внезапно стала преобладающей в моем злобном сознании, будоража наполовину вампирский наполовину человеческий мозг. В самом деле, данный людям шарм не должен пропадать даром, таков мой девиз, когда это не влечет за собой в смертном мире печальных последствий.

— Если бы я не была с ней так неласкова, — сказала Жасмин, — она бы никогда не оставила меня одну. — Она прижалась лбом к моей груди и еще сильнее в меня вцепилась. Я полностью обвил ее рукой.