Карен Рэнни - У дьявола в плену

— Что значит — его увезли?

— Я случайно услышал, что говорила экономка, ваше сиятельство. Ей приказали увезти его. Увезти туда, где держат сумасшедших.

— Кто приказал? — Она вцепилась в юбку, впервые ей было все равно, что та помнется. Пусть она будет выглядеть неряшливо, какое это имеет значение?

— Это миссис Мюррей сообщила о его сиятельстве его дяде. Она сказала, что граф не должен больше оставаться среди нормальных людей.

— Вот как?

Почему ей так холодно? День был теплый, а она чувствовала, будто внутри у нее все заледенело. Ей казалось, что лед покрыл даже ресницы, а губы, наверное, посинели и она стала воплощением злого духа зимы.

— Я услышал, что она собирается сделать, и понял, что не могу позволить им увезти его.

Он опять посмотрел на нее своими удивительно ясными голубыми глазами.

— Я знаю, что с графом не все в порядке, что он не в себе, ваше сиятельство. Но он хороший человек, несмотря ни на что.

Джим опять опустил глаза и стал переминаться с ноги на ногу. В другое время она попыталась бы разуверить его. Но она слишком беспокоилась за Маршалла, чтобы думать о чем-то другом.

— Как ты добрался до Эдинбурга? — Джим, видимо, удивился ее резкому тону и не сразу ответил, поэтому она повторила вопрос: — Как ты добрался, Джим?

— Я решил, что никто не будет возражать, ваше сиятельство. Я взял в Эмброузе карету.

— Где она сейчас?

— Я оставил ее у вас в конюшне. Я обязательно ее верну, ваше сиятельство.

Давине было все равно, взял ли Джим без спросу одну из дорогих карет. Подхватив юбки и ничуть не заботясь о том, что нарушает правила приличия, она подняла их так высоко, что стали видны щиколотки, быстро вышла из комнаты, а оказавшись на лестнице, уже просто побежала.

На ногах у нее были тапочки, но она не стала терять времени на то, чтобы переобуться.

Не останавливаясь, она сбежала с третьего этажа на первый, промчалась по коридору, свернула сначала налево, потом направо и еще раз направо. Не обращая ни на кого внимания, она пересекла кухню и выскочила через заднюю дверь во двор, где служанки развешивали белье.

Она не стала оглядываться, чтобы увидеть, бежит ли Джим за ней. Если он не поспеет к тому моменту, когда она будет выезжать со двора, ему придется искать другой способ добираться до Эмброуза.

Кучера не было видно. Она стала его звать, и он наконец появился из соседнего стойла. По нему было видно, что они с конюхом, по-видимому, крепко выпили, но сейчас Давине было все равно, что кучер пьян. Если понадобится, она сама сядет на козлы.

Обернувшись, она увидела, как из-за угла конюшни появился Джим. За ним по пятам бежала Нора. Они раскраснелись от бега, но, не теряя ни минуты, оба вскочили в карету. Давина, отдав приказание пьяному кучеру, последовала за ними.

Давина не захватила ни шляпы, ни шали, а ее ридикюль остался в ее комнате. Мягкие тапочки были хороши для дома, но появиться в них на публике было бы неприлично. Вместо кринолина на ней были всего две нижние юбки. Тетя посчитала бы это позором, а матроны Эдинбурга и вовсе заклеймили бы ее как скандальную особу.

Но сейчас ничто не имело значения. Она должна поскорее добраться до Маршалла.

Все трое долго молчали. Нора и Джим, сидевшие спиной к движению, время от времени переглядывались, но ни Нора, ни Джим не ставили под вопрос ее действия. Возможно, им было известно, насколько страшной была ситуация, а может, ими руководила преданность своей хозяйке. В любом случае Давина была им благодарна за молчание.

Она старалась успокоиться и убеждала себя: «Я не смогу ему помочь, если буду паниковать. Я должна рассуждать здраво и логично. И быть мужественной!»

Как посмела миссис Мюррей сообщить дяде Маршалла о его состоянии? Почему она не обратилась к ней, раз ситуация была такой ужасной? Почему она не сообщила ей, что Маршалл в таком состоянии?

Потому что Давина его оставила и тем самым — по крайней мере, для посторонних — сняла с себя всю ответственность за мужа и отказалась от заботы о нем… и от своей любви.

Гэрроу Росс приказал миссис Мюррей увезти Маршалла из Эмброуза. Давина никогда бы этого не сделала. Она вернулась бы в Эмброуз и позаботилась бы о своем муже. Но ей не дали шанса, и, честно говоря, она это заслужила.

«Я не смогу ему помочь, если буду паниковать. Я должна рассуждать здраво и логично. И быть мужественной!»

Господи, помоги ей быть такой же сильной, каким был Маршалл.

Когда Давина наконец немного успокоилась, она спросила Джима:

— Что случилось в Китае? Это правда, что Маршалл сдал своих людей, чтобы самому спастись?

Давина видела, что Джим был шокирован. Когда он ответил, его голос дрожал.

— Это он вам сказал?

Она кивнула.

— Все было ужасно, ваше сиятельство.

Он посмотрел на Нору, и Давина поняла, что он не хочет, чтобы стало известно то, что он расскажет.

Но Давине было все равно, даже если об этом услышит весь мир. Корни безумия Маршалла уходили в то время, когда он был в Китае. Она должна найти способ помочь ему простить себя.

— Расскажи мне, Джим.

— Китайцам было безразлично, кого убивать. Они решили убить нас всех. И им так это понравилось, что они убивали каждого из нас… и всякий раз другим способом.

Наступило молчание, а Нора положила руку на руку Джима, чтобы подбодрить его. Онвзглянул на Нору, и она улыбнулась.

— Но они ни с кем не делали того, что делали с графом. Похоже, они хотели, чтобы он страдал больше всех. День за днем они подсыпали ему в еду опиум. И он был способен лишь сидеть в углу с закрытыми глазами. Никто даже не мог сказать, жив он или мертв. — Джим смял свою шапку, а потом стал ее разглаживать. Руки у него были старыми — гораздо старше его возраста, — со шрамами и мозолями, настоящие руки матроса.

— После того как они пичкали его наркотиками в течение нескольких дней, они переставали давать ему опиум три дня, а один раз они заставили его ждать неделю. Его трясло, у него появлялись видения, а потом его начинало рвать. После этого он просто лежал, свернувшись, в углу. Иногда он умолял их позволить ему умереть, но у них на уме было совсем другое.

— Что произошло потом?

Джим отвернулся к окну, и Давина подозревала, что он видит не мелькавший за окном пейзаж, а то, что происходило в тюрьме в Китае.

— Они поставили его перед выбором: опиум против одного из его людей. Если он согласится, они снова дадут ему попробовать вкус опиума. Он пытался держаться. Его тело сотрясала страшная дрожь, он корчился в конвульсиях и кричал на них, и я понимал, что его муки ужасны.

— И он выбрал опиум?