Джонатан Келлерман - Голем в Голливуде

Гавел кивнул.

– Со мной?

Гавел поморщился:

– Голова.

– Фото головы?

Гавел кивнул.

– Боюсь, я не вправе.

Гавел захлопнул журнал.

– Да ладно вам. – Джейкоб достал бумажник. – Давайте решим это другим способом.

– Фото, – повторил Гавел.

– Вы серьезно?

Поджав губы, управляющий смотрел мимо Джейкоба.

– Хорошо, скажите электронный адрес.

Получив снимок, Гавел на добрых пятнадцать минут скрылся в подсобке. Джейкоб шлепнул по звонку. Безрезультатно.

Наконец управляющий вернулся. Вручив Джейкобу копию журнальной страницы, он гордо показал чернобелую распечатку снимка. Внизу с десяток слов на чешском, красным маркером.

Помахав кошмарным фото, Гавел прикрепил его рядом с доской для ключей.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Джейкоб.

Гавел гордо перевел надпись:

– Вот что быть с теми, кто не платить.

Заказав большой стакан пива, Джейкоб оккупировал кабинку интернет-кафе.

Детектив Мария Бэнд из Майами прислала сообщение с номером своего мобильника.

Джейкоб позвонил.

– Бэнд слушает.

– Джейкоб Лев, лос-анджелесская полиция.

– Ах да. Извините, что сразу не откликнулась. У меня тут завал.

– Понял. Рассказывайте.

Бэнд подняла дело Кейси Клют. Тот же почерк: следы от веревок, перерезанное горло, труп головой на восток.

– Славная деваха, куча друзей, ездила на розовом «шевроле-корветт», занималась организацией вечеринок. Вечно сходилась с какой-то невероятной сволочью, прямо талант у нее. Бывшему любовнику светит от пяти до десяти: хранение с целью сбыта. У бывшего мужа четыре ходки, одна за вооруженный грабеж. Я уж решила, он наш клиент, но тогда он был за границей. Облом. Сидит, как заноза. Слава богу, кто-то взялся. Только не я.

Джейкоб поблагодарил и обещал связаться.

Письмецо от Дивии Дас:

Привет,

Птичка донесла, что вы путешествуете. Надеюсь, все хорошо. Пожалуйста, держите меня в курсе.

Еще раз извините, что мы как-то неладно расстались. Надеюсь, вы понимаете, что я вовсе не хотела вводить вас в заблуждение. Поверьте, будь моя воля, я бы охотно узнала вас получше. Но, как сказал великий философ, не всегда нам достается то, чего хотим[46].

Джейкоб перечитал письмо, пробиваясь к смыслу.

Кто же ее неволит?

Здравствуйте, Дивия,

Привет из Праги. Накопал кое-что интересное, только не знаю, куда оно приведет. Буду держать вас в курсе.

Что до остального, все нормально. Говорю же, я большой мальчик. С вами приятно работать, я желаю вам всего самого доброго.

И все же не вычеркивайте меня. С девушками я настырный.

За разборкой прочей корреспонденции он уговорил второй стакан и подал официантке знак «повторить».

Адресом Реджинальда Череца оказался вокзал Ватерлоо, и после безуспешных изысканий Джейкоб забеспокоился, что имя тоже вымышленное.

Запрос «Реджи Черец» привел на архивную страницу под доменом Оксфордского университета.

В 1986 году за свои рисунки Реджи Черец получил премию Студенческого художественного общества – скромную сумму в двести фунтов, пятую часть сегодняшней награды.

Потом нашлась семилетней давности газетная статья, в которой обсуждалось предложение официально запретить лисью охоту. Автор цитировал некоего Эдвина Череца из городка Клегчёрч:

Нечего лезть в чужие дела.

Иронического контраста ради приводилось и мнение его сына Реджи:

Не могу вообразить большего варварства.

Джейкоб мог.

Карта поведала, что к городку, приютившемуся между Оксфордом и Лондоном, ведет трасса М40. Джейкоб позвонил в авиакассы и, справившись о цене, зарезервировал места на завтрашний утренний рейс Прага – Гатвик и понедельничный перелет из Хитроу в Лос-Анджелесский международный аэропорт. Он надеялся, что разговор с синагогальными охранниками оправдает крюк стоимостью в 450 долларов.

Пять вечера. Джейкоб сделал добрый глоток и прикинул, не позвонить ли отцу, не сказать ли ему «Шаббат шалом», но воздержался. Наверняка Сэм спросит, навестил ли он могилу.

Я хотел.

Но там жуки.

С полным кувшином подошла официантка. Джейкоб прикрыл стакан:

– Спасибо, мне хватит.

Счет был такой (шесть баксов за пять стаканов), что на миг вспыхнула фантазия: распродать пожитки и перебраться в Прагу.

Если забыть о делах и взглянуть на город глазами туриста, Прага живая и прекрасная. Здесь начинать жизнь заново – самое оно. На руинах воздвигнем новое здание. Полиции нужны зрелые сотрудники.

Он встретит славную чешку, уговорит ее отказаться от теней для век…

Кое-что вспомнив, Джейкоб пролистал путеводитель.

Статуя ребе Иегуды бен Бецалеля Лёва (1910)

Новая ратуша, Марианская площадь

Монумент, по заказу городских властей созданный прославленным скульптором-модернистом Ладиславом Шалоуном[47], представляет ребе Лёва за мгновенье до смерти. Установка скульптуры перед общественным зданием свидетельствует о почтении, которое чехи, евреи и прочие народы питают к Лёву, оказавшему влияние на всю чешскую культуру.

Карта уведомила, что путь к синагоге пролегает мимо статуи. Конечно, это не камушек на могилу, но, возможно, фотография великого человека утешит Сэма.

Оставив щедрые чаевые, Джейкоб вышел на улицу.

Высеченная из черного камня высокая (шесть с лишним футов) фигура на высоком (пять футов) постаменте отбрасывала сюрреалистически длинную тень.

В сюжете композиции Шалоун отразил известную легенду: достигнув небывалых духовных высот, ребе обрел способность предвидеть явление Ангела смерти. День приближался, и ребе с головой окунулся в научные труды, ибо каббалистическая традиция гласит, что человек, таким манером занятый, не может умереть.

Как-то раз внучка вошла в покои ребе и преподнесла ему свежесрезанную розу. Ангел смерти воспользовался этой возможностью, проник в сердцевину цветка, и ребе, едва вдохнув аромат, тотчас преставился.

Женская фигура, приникшая к Махаралю, для внучки была слишком обольстительна и к тому же голая, что не вязалось с семейным укладом раввина.

Внушительная высота композиции согласуется с бытующим мнением о невероятном росте Лёва. Однако изображений ребе не сохранилось, и потому скульптуру следует воспринимать как плод авторского воображения.

Возможно, в свое время скульптор и пользовался успехом, но в данном произведении проглядывала некоторая небрежность: гротескно большой нос, суровая мина, фарисейски презрительный взгляд.