Стивен Кинг - Зеленая Миля
— Ничего смешного или странного, — сказал Брут. — По-моему, люди всегда забывают то, что им непонятно. Зачем помнить то, что не имеет смысла? Пол, а с тобой как? Были тогда мошки, когда он вылечил тебя?
— Да. Я думаю, это была болезнь… боль… то, что болит. Он втянул ее в себя, а потом выпустил снова наружу.
— Где она умерла, — добавил Харри. Я пожал плечами. Я не знал, умерла она или нет, и вообще, какое это имело значение.
— Он, что, высосал боль из тебя? — спросил Брут. — Тогда с мышью он словно высосал из нее боль или, я не знаю, смерть.
— Нет, он только дотронулся до меня. И я это почувствовал. Словно удар тока, только без боли. Но я не умирал, мне просто было больно.
Брут кивнул.
— Прикосновение и дыхание. Прямо как у этих из леса, что поют молитвы.
— Молитва «Отче наш, сущий на Небесах», — сказал я.
— Я вообще не знаю, причем тут Бог, — сказал Брут, — но, по-моему, этот Джон Коффи — очень сильный мужик.
— Да, — согласился Дин. — Если ты говоришь, что все это случилось, я могу поверить. Бог творит свои таинства, и неисповедимы его пути. Но при чем тут мы?
Да, вот это был вопрос вопросов. Я набрал побольше воздуха в легкие и рассказал, что хочу предпринять. Они слушали, раскрыв рот от удивления. Даже Брут, который так любил эти рассказы из журналов про зеленых человечков из космоса, и тот был изумлен. Когда я закончил свой рассказ, все молчали, и никто уже не жевал бутерброды.
Наконец Брутус Ховелл сказал мягко и рассудительно:
— Если нас поймают, Пол, мы потеряем работу, и счастье, если отделаемся только этим. Скорее всего, мы окажемся в числе обитателей блока «А» и будем шить сумочки и ходить в душ парами.
— Да, вполне возможно.
— Я, в общем, представляю, что ты чувствуешь, — продолжал Брутус. — Ты знаешь Мурса лучше нас всех, он не только твой босс, но и твой друг, и я знаю, что ты переживаешь за его жену…
— Это самая прекрасная женщина на свете, — сказал я. — И она для него — все.
— Но мы ее не так хорошо знаем, как ты или Дженис, — произнес Брут. — Правда, Пол?
— Если бы вы ее знали, вы бы тоже ее любили. По крайней мере, если бы вы с ней познакомились до того, как болезнь взяла ее в клещи. Она так много делала для общества, была хорошим другом и очень религиозной. А кроме всего этого, она очень веселая, была, по крайней мере. Она могла такое сказать, что вы хохотали бы до слез. Но совсем не по этим причинам я хочу помочь спасти ее. Нет, то, что с ней случилось, это несправедливо, до обидного несправедливо. Невозможно видеть, слышать и принять сердцем.
— Очень благородно, но я сомневаюсь, что из-за этого у тебя крыша поехала, — сказал Брут. — По-моему, все дело в том, что случилось с Дэлом. Ты хочешь это как-то уравновесить.
Он был прав. Конечно, прав. Я знал Мелинду Мурс лучше, чем все остальные, но все-таки не настолько, чтобы рисковать ради нее их работой… а может быть, и свободой… Или своими собственными работой и свободой. У меня двое детей и меньше всего на свете мне хотелось, чтобы жене пришлось сообщить им, что их отец готовится предстать перед судом за… а за что? Точно я не знал. Скорее всего, за помощь и соучастие в попытке побега.
Но смерть Эдуара Делакруа стала самым отвратительным, самым ужасным событием в моей жизни; причем не только в том, что касалось работы, но и в жизни вообще, и я в этом принимал участие. Мы все принимали участие, потому что позволили Перси Уэтмору остаться после того, как поняли, что он совсем не подходит для работы в таком месте, как блок «Г». И мы играли в эту игру. Даже начальник Мурс принимал в ней участие. «Все равно его мозги поджарятся, будет Перси в команде или нет», — сказал он, и, возможно, этого было достаточно, учитывая то, что совершил французик, но ведь Перси сделал гораздо больше, чем поджарил Дэлу мозги: он выбил ему глаза из орбит и поджег лицо. А все почему? Потому что Дэл убил в шесть раз больше людей? Нет. Потому что Перси намочил в штаны, а маленький французик имел дерзость над ним посмеяться. Мы участвовали в чудовищном акте, и Перси собирался выйти сухим из воды. Он перейдет в Бриар Ридж, довольный и спокойный, как море, и там получит целый приют сумасшедших, над которыми можно упражняться в жестокости. С этим мы ничего не могли поделать, но, может быть, еще не слишком поздно, чтобы хоть как-то смыть грязь с наших рук.
— В моей церкви называют это расплатой, а не уравновешиванием, — сказал я, — но, по-моему, суть одна.
— Ты и вправду думаешь, что Коффи смог бы ее спасти? — мягко спросил Дин благоговейным тоном. — Взять и… что?.. высосать эту опухоль мозга из ее головы? Словно… словно косточку персика?
— Думаю, он мог бы. Конечно, я не уверен, но после того, что Коффи сделал со мной… и с Мистером Джинглзом…
— Да, эта мышь была здорово раздавлена, — подтвердил Брут.
— Но захочет ли он? — задумался Харри. — Захочет ли?
— Если сможет, то захочет, — сказал я.
— Почему? Ведь Коффи ее даже не знает!
— Потому что он это делает. Потому что для этого его создал Бог.
Брут обвел всех взглядом, словно давая понять, что мы кое о чем позабыли.
— А что Перси? Ты думаешь, ему все сойдет? — спросил он, и я рассказал им, что думаю по поводу Перси. Когда я закончил рассказ, Харри и Дин смотрели на меня с изумлением, а на лице Брута невольно появилась восхищенная улыбка.
— Лихо, брат Пол! — воскликнул он. — Даже дух захватывает!
— Вот это будет дело! — почти прошептал Дин, потом засмеялся и захлопал в ладоши, как ребенок. — В общем, тушите свет, сливайте воду! — А нужно вспомнить, что у Дина был свой интерес к той части плана, где речь шла о Перси, ведь по милости Перси Дина чуть не убили, когда Перси стоял, как отмороженный.
— Да, а что потом? — спросил Харри. Он говорил серьезно, но глаза его выдавали: в них горели огоньки, как у человека, который хочет, чтобы его уговорили. — Что потом?
— Есть пословица, что мертвые не болтают, — пробормотал Брут, и я бросил на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что он шутит.
— Я думаю, что он будет держать язык за зубами, — сказал я.
— Правда? — Дин посмотрел скептически. Он снял очки и стал их протирать. — Докажите.
— Во-первых, он не узнает, что происходит на самом деле, он будет судить по себе и посчитает, что все это шутка. Во-вторых, а это более важно, он побоится что-либо говорить. На это я, собственно, и рассчитываю. Мы ему скажем, что, если он начнет строчить письма и звонить по телефону, мы тоже станем строчить письма и звонить по телефону.
— Насчет казни, — добавил Харри.
— И о том, как он застыл на месте, когда Уортон напал на Дина, — сказал Брут — По-моему, Перси Уэтмор больше всего боится, что люди узнают об этом. — Он медленно и задумчиво кивнул. — Это может сработать. Но, Пол, не лучше ли привезти миссис Мурс к Коффи, чем везти Коффи к миссис Мурс? Мы могли бы позаботиться о Перси именно так, как ты сказал, а потом провести ее через тоннель, вместо того, чтобы через него выводить Коффи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});