Птицы дождя - Кларисса Гоэнаван
Я поставил урну на колени.
– Кто-нибудь еще знает об этом?
Он покачал головой.
– Только я и моя жена.
– Я ведь несколько раз осматривал ту спальню.
– Урна была надежно спрятана под одной из деревянных панелей пола, – пояснил господин Катоу. – Когда мисс Ишида ухаживала за моей женой, она поделилась с ней и рассказала про выкидыш. Больница в Куромачи помогла провести кремацию без лишней огласки.
– Понятно. – Пытаясь изо всех сил сохранить самообладание, я спросил: – Как себя чувствует госпожа Катоу?
– Она снова начала говорить и отзывается, когда мы говорим с ней. Новая обстановка, кажется, помогает ей восстановить силы.
– Это замечательно.
Он кивнул.
– Жена постоянно винила себя за смерть нашей дочери, хотя и я тоже виноват. Я был слишком занят своей работой и мало уделял внимания собственной семье. Вы тоже это знали, правда? Миюки… – Его голос дрогнул. – Она никогда не была больной.
Я с трудом сглотнул.
– Я смутно догадывался.
– Моя жена не совсем здорова. – Господин Катоу потер глаза. – Вы когда-нибудь слышали от кого-нибудь про синдром Мюнхгаузена?
– Нет. Что это такое?
– Психическое заболевание, редкая форма насилия над ребенком. Это бывает, когда лицо, заботящееся о ребенке, обычно мать, фабрикует или создает у него симптомы болезни, чтобы привлечь внимание.
У меня в горле встал комок. Ведь я надеялся, что ошибся с выводом.
– Я слишком поздно это понял, и из-за этого мы потеряли дочь. После смерти Миюки жена отказалась разговаривать. Я показывал ее нескольким психологам, но они были бессильны, потому что она замкнулась в себе. Я не знал, что делать. Думаю, ей требовалось переменить обстановку, а мне – признать то, что случилось, а не прятаться за работу.
– Я так сочувствую вам. Такая тяжелая утрата, – сказал я, решив не рассказывать ему о своем последнем разговоре с госпожой Катоу.
Он пробормотал слова благодарности и встал.
– Уже поздно. Пожалуй, мне пора.
Я встал и проводил его до двери.
Надевая пальто, господин Катоу сказал:
– Жена просила передать вам привет.
– Пожалуйста, передайте ей тоже привет от меня. – Немного поколебавшись, я все-таки решил добавить: – И спасибо вам за медицинские документы.
Он удивился, но не сказал ни слова. Только кивнул и стал спускаться по лестнице. Я воспринял это как подтверждение.
Дул холодный ветер; мои руки покрылись гусиной кожей. Я поднял воротник и вернулся в гостиную. Сел за столик и сложил в молитве руки.
– Девочка с косичками, да упокоится с миром твоя душа.
Я взял маленькую урну и отнес ее в спальню, где стояла урна с прахом моей сестры. Я поставил на пол обе урны и осторожно пересыпал прах из маленькой в большую.
– Я надеюсь, что вы обе покоитесь с миром. Теперь вы наконец вместе, мать и дочь.
Убрав урны в гардероб, я принял душ и лег спать.
В ту ночь я спал крепко. Пожалуй, это было идеальное сочетание усталости и алкоголя. Наутро я прочитал в газете, что ночью произошло небольшое землетрясение. А я даже ничего не услышал и не почувствовал, погрузившись в спокойную, бездонную яму сна, и даже землетрясение не смогло меня разбудить.
Глава 33
Прощание в «Каприччио»
Я вышел из квартиры без пяти десять с бумажной сумкой из универмага «Такашимая». Так было лучше, чем идти по улице с урной в руках. Но мое беспокойство оказалось напрасным, потому что мне никто не встретился. В воскресенье люди просыпаются поздно.
На другой стороне улицы я увидел черный седан Хонды. Подойдя к нему, я постучал в окно. Хонда оторвал взгляд от газеты и открыл дверцу.
– Ты давно меня ждешь? – спросил я, садясь рядом с ним.
– Нет, – ответил он. – Я только что приехал.
Он наверняка увидел у меня в руке бумажную сумку, но не сказал ни слова.
Я застегнул ремень безопасности.
– Значит, ехать около двух часов?
– Да. Ты можешь поспать, если хочешь, – ответил он, поворачивая ключ зажигания, и сразу включил радио, настроенное на джазовый канал. Я узнал мелодию Джона Колтрейна из альбома «Мои любимые вещи».
Поездка началась. Музыка окутала нас теплой ностальгией. Потом прозвучали Чарли Паркер и Дюк Эллингтон. Все знакомое. Я слушал музыку и вдруг подумал, что это моя сестра, когда встречалась с Хондой, настроила приемник на эту радиостанцию, и Хонда уже ничего не менял. Как и никуда не убирал висевшую за зеркалом заднего вида безделушку с кроликом.
Хонда крутил руль и почти незаметно переключал скорости. Я крепко держал бумажную сумку, особенно на поворотах и когда он увеличивал скорость. Так я уже ехал с ним. Шесть месяцев назад, из крематория в отель «Кацураги». Так много всего произошло с тех пор.
Мы миновали несколько тихих городков. Потом начался крутой подъем на горный склон. Неудивительно, что в том итальянском ресторане немного посетителей. Не каждому водителю под силу одолеть такой серпантин.
Через полчаса седан сбавил скорость на плавном изгибе дороги. Хонда припарковался возле смотровой площадки. Я распахнул дверцу, и мои легкие наполнились чистым горным воздухом. Мы вскарабкались на уступ скалы и залюбовались открывшимся видом на долину и на маленький городок у подножия горы.
– Как ты думаешь, ветер достаточно сильный? – спросил Хонда.
– Надеюсь, что да, – ответил я.
Я раскрыл бумажную сумку, вынул урну и медленно наклонил ее. Ветер тотчас же подхватил прах моей сестры и унес его прочь. Когда на дне урны остался лишь тонкий слой пепла, я высыпал его в крышку. Ветер развеял и его. Я закрыл опустевшую урну и убрал ее в сумку.
– В одиночку я приезжал сюда только раз, – сказал Хонда. – Когда Кеико вернула мне кольцо, мое сердце было разбито. Я примчался на это самое место и выбросил кольцо в пропасть.
Я молчал, не зная, что ответить.
– В тот день я поехал именно сюда, на эту гору. Может, из-за дорогих моему сердцу воспоминаний о том, как я приезжал сюда вместе с ней.
– Моя сестра была дурочкой, правда? – сказал я. – Как жаль, что все так ужасно сложилось.
– Ну, знаешь, сердцу не прикажешь. Либо ты любишь, либо нет. Но от воспоминаний никуда не деться, особенно здесь, на этой горе. – Он посмотрел куда-то в туманную даль. – Ты слышал новость про Рио Накадзиму?
Я покачал головой.
– Нет. А что?
– Несколько дней назад она написала заявление, что не будет учиться у нас. Я как раз был у директора, когда она пришла, и слышал их разговор. Она собирается попробовать себя в модельном бизнесе. Меня это чуточку удивило. Ведь это такая лотерея.
– Но тебе не кажется, что она действительно создана для модельного бизнеса? – спросил я с улыбкой. Он кивнул.
– Хорошо быть молодым. Все кажется по силам. Потом ты становишься старше и – глядь! – не успел глазом моргнуть, как уже и разучился мечтать. Просыпаешься однажды утром, смотришь в зеркало и удивляешься, что за морщинистая рожа таращится на тебя оттуда.
Я засмеялся.
– Не надо преувеличивать, дружище.
– Впрочем, как ты и сказал, ей это может оказаться по силам, – добавил он. – У нее есть какой-то шарм.
– И ей хватит упорства, чтобы идти к поставленной цели.
Мимо нас с пронзительными криками пролетела стая черных птиц. Они нырнули в облако, вынырнули над ним и взмыли в голубое небо.
